Этот броненосец имел много особенностей, не повторявшихся ни до, ни после него. Он являл собой странный гибрид барбетного и казематного кораблей. Французская пресса с ревностью отмечала, что англичане «украли» у Франции идею барбетного расположения артиллерии, причем — очень удачно. Два из четырех 280-мм дульнозарядных орудий размещались на убирающихся станках Монкрифа в носу и в корме; еще два таких же орудия располагались в передней части центрального каземата и могли стрелять через скошенные амбразуры прямо по носу. В задней части каземата, за 127-мм переборкой, находились четыре 254-мм пушки. Такую несимметричность дополняли и различия в бронировании. Даже одинаковые в принципе барбетные установки имели разную толщину брони: носовая 254 мм, а кормовая — всего 203 мм. Над всем этим разнообразием вооружения и защиты возвышались мачты с оснасткой брига и с площадью парусов более 2300 кв. метров.
Его создание стало ответом альтернативным проектам буквально всех типов британских башенных кораблей, как уже находящихся в постройке, так и планируемых на тот момент (1871 г.). Все они основывались на том, что их вооружение состояло из двух или более тяжелых орудий, которые устанавливались в броневых башнях по диаметральной плоскости в сочетании с несколькими незащищенными орудиями менее крупного калибра. Отличительной чертой всех этих проектов являлся высокий надводный борт, а их тяжелые орудия весом 25…50 тонн устанавливались на специальных поворотных платформах, разработанных кэптеном Скоттом: с помощью гидропривода орудия поднимались над краем броневой башни для производства выстрела, а затем снова опускались внутрь нее для заряжания.
Совет Адмиралтейства принял решение подвергнуть предложенную систему всесторонней проверке (еще живы были воспоминания о «Кэптене» и неудержимом-одержимом Кользе!), и по конструкции «Темерер» в целом повторял броненосец с центральной батареей Рида, но два из его тяжелых орудий располагались в барбетах на верхней палубе вместо верхнего яруса центральной батареи, как у прототипа — и в этом явно ощущалось влияние французских «комодов». Эскизный проект являл корабль с размерениями 97,5 х 18,29 м — почти такими же, как у «Геркулеса» и «Султана», чьи корпуса были взяты за основу. Впоследствии предпочтения в пользу более поворотливого корабля, как результат господствовавшей в то время таранной тактики, привели к сокращению длины «Темерера» на 12,2 м за счет укорочения его носовой части, «Темерер» имел отношение длины к ширине равное 4,6:1 — самое низкое среди батарейных кораблей (злосчастный «Кэптен» — наоборот, наибольшее, 6:1).
Для того, чтобы как-то сократить высоту надводного борта ввиду тяжелых барбетов, его полубак и полуют получили необычное устройство. Вместо того, чтобы иметь высоту полного межпалубного пространства над верхней палубой для свободного прохода внутрь, они возвышались над ней лишь на 1,2 м, а для входа с верхней палубы приходилось спуститься на несколько ступенек вниз, где в нише находилась соответствующая дверь. Высота фальшборта также оказалась уменьшенной до 1,2 м против обычных 1,8…2,1 м, так что с палубы было видно все море вокруг, однако следствием этого стала гораздо худшая защита от ветра и брызг. Вследствие отсутствия на верхней палубе батареи корабль не страдал от недостатка палубного пространства, причем расположение его барбетов близко к оконечностям давало их орудиям значительные углы обстрела, и в этом отношении «Темерер» стал воплощением идеального рангоутного башенного корабля Рида. Его барбеты весили намного меньше, чем поворотные башни «Кэптена», которые никак нельзя было установить на такой же высоте над водой.
Отличительной особенностью вооружения «Темерера», как и «Александры» (см. «НиТ» №8 за 2008г.), на чьем освободившемся стапеле он был заложен, были 11-дюймовые орудия, из которых два располагались в барбетах на снижающихся станках. Эта система обеспечивала полную и постоянную защиту и для орудийного расчета, и для самого орудия в течение всего процесса заряжания, и в этом смысле радикально отличалась от барбета французского типа, где орудие открыто стояло над верхней кромкой брони и было абсолютно досягаемо для вражеского огня вместе с его расчетом. Преимущество по сравнению с закрытыми башнями заключалось в том, что последние обеспечивали гораздо худший обзор цели. Барбеты имели грушевидную в плане форму, их высота равнялась 2,9 м, но верхняя кромка брони возвышалась над верхней палубой лишь на 1,2 м, а размеры всей конструкции составляли 10,0 м в длину (по диаметральной плоскости) и 6,55 м в поперечнике. Расчет орудия состоял из шести номеров, минимальный состав для ведения огня составлял три человека. Сектор горизонтальной наводки каждого из орудий в барбетах равнялся 240° (по 120° на борт).
Для заряжания ствол опускался на 3° вниз дулом к порту в переборке, отделяющей узкую часть барбета, из которого за два приема гидравлическим прибойником из двухкамерного зарядника поочередно досылались в канал ствола сначала заряд, а затем снаряд. Все гидромоторы располагались ниже ватерлинии. Выстрел, включая время для наведения орудия, занимал 1 минуту 45 секунд.
Эта система проявила себя вполне удовлетворительной в отношении стрельбы, однако она требовала значительных затрат веса и пространства, и ее дальнейшее применение справедливо сочли неэкономичным. В то время, как башни появившегося позже «Дредноута» (о нем наш рассказ в следующих номерах) диаметром 9,9 м вмещали по два 38-тонных орудия, в 10-метровом барбете «Темерера» располагалось только одно 25- тонное, так что использовать его для более крупных орудий совершенно не представлялось возможным. Поэтому вся система, неоценимая для нужд береговой обороны, где ни габариты, ни вес установки не играли большого значения, больше никогда не появилась в британском флоте, а орудийным расчетам «Темерера» только оставалось практиковаться в уникальных для морской артиллерии методах стрельбы.
Основная же часть орудий располагалась в восьмиугольной центральной батарее, которая разделялась поперечной переборкой на носовую и кормовую части. В первой стояли еще два 11-дюймовых 25-тонных орудия на железных горизонтальноскользящих станках с бортовым штырем, обслуживаемые вручную каждое расчетом из 19 человек. Глубокие амбразуры позволяли им вести огонь в широком секторе — от прямо по носу до траверза. В кормовой части батареи были установлены четыре 10-дюймовых 18-тонных орудия, которые могли вести огонь только на борт.
Крупным недостатком являлось то, что линии подачи снарядов к 11-дюймовым орудиям батареи проходили через две водонепроницаемые переборки, двери в которых в течение стрельбы приходилось держать открытыми, а для подачи пороха к ним — двери еще в одной переборке, в противном же случае боезапас пришлось бы доставлять через верхнюю палубу. Эта конструктивная особенность, конечно же, крайне отрицательно сказывалась на непотопляемости корабля, ибо уверенности в том, что в критический момент эти самые переборки будут задраены командой (которую к этому «критическому моменту» можно будет собрать) — не было ни у конструкторов, ни у офицеров.
Расположение артиллерии вызывало двоякие чувства. С одной стороны, хотя и на 1000 т меньший по водоизмещению, чем «Александра», «Темерер» обладал практически такой же суммарной плотностью огня по всем направлениям, причем точность его была намного выше, а свобода корабля в выборе дистанции боя — больше, что можно считать несомненным успехом проектировщиков.
Также, заслуживает внимания факт, что из всех британских кораблей, получивших при бомбардировке Александрии повреждения, именно «Темерер» пострадал больше других. Только заслуг египетских артиллеристов в этом не было — повреждения были получены в результате стрельбы своих же собственных орудий! Так, орудие, расположенное в кормовом барбете, не могло даже просто повернуться ни в ту, ни в другую сторону без того, чтобы ни случилось каких-нибудь повреждений устройств и переборок под полуютом, поэтому ежегодные практические стрельбы проводились на носовом 11'' орудии, чья «вредоносность» для корабля была существенно меньше!
Машины, как и на «Александре», были вертикальными типа «компаунд», но за недостатком места конструкция их была двухцилиндровой. Впервые были применены в качестве конструктивного материала только кованое железо, бронза и сталь, вместо исключительно литого железа, как прежде, и в свое время машинные отделения «Темерера» были предметом устойчивого интереса военно-морских атташе всех стран мира.
С неполным запасом топлива и расходных материалов на борту корабль на мерной миле при мощности 7697 индикаторных л.с. развил ход в 14,65 уз. Расход топлива при этом составил 1,13 кг/л.с. в час, что оказалось весьма неплохим результатом.
В отличие от «Александры», он был оснащен двухлопастными винтами Гриффита, показавшими превосходные результаты по сравнению с четырехлопастными при той же мощности, причем при движении корабля под парусами они оказывали гораздо меньшее сопротивление. В качестве вспомогательных механизмов на нем были установлены паровая рулевая машина и паровой шпиль, еще 28 машин (!) обслуживали насосы, систему вентиляции и лебедки подачи боезапаса. В снаряженном состоянии, с 620 т угля, «Темерер» с его машинами-компаунд мог пройти расстояние почти в два раза большее, чем прежние броненосцы с такими же размерениями, поэтому фактически в парусном вооружении он не нуждался. Но построенный именно для доказательства необходимости архаичного парусного вооружения на наиновейших броненосцах, «Темерер» был обречен на постоянные пред- и послеродовые «парусные» муки.
Для начала пришлось отказаться от бизань-мачты — для того, чтобы она не мешала ведению огня из орудия в кормовом барбете, поэтому корабль получил оснастку брига, где оба барбета располагались снаружи от его обеих мачт. Причем общая площадь парусов при этом соответствовала прежнему стандарту для корабля подобных размеров, так что «Темерер» стал самым большим судном из всех, которые когда-либо несли наибольшее количество парусов на двух мачтах.
Несмотря на огромную парусность, «Темерер» оказался плохим ходоком, однако, вследствие его малого отношения длины к ширине, отличался превосходной поворотливостью, что очень подходило для таранной тактики. Но к началу 80-х годов критические отзывы о его парусном вооружении становились все более и более жесткими, а требования удаления рангоута — постоянными. Доведенный критиками до отчаяния, главный конструктор корабля — Натаниэль Барнаби — отписал одному из оппонентов: .
Мореходные качества корабля оказались достойными похвалы. Однако вследствие сокращения длины (по сравнению с первоначальным проектом) его носовой части корпуса, центр тяжести вооружения и бронирования переместился ближе к форштевню, и это стало причиной постоянной тенденции к «зарыванию» носом. Корабельный журнал свидетельствует, что килевая качка была медленной и очень глубокой со странным зависанием при погружении носа в воду, что поначалу «очень беспокоило офицеров и команду» (можно представить!). Впоследствии же, когда команда привыкла к такому странному поведению корабля, жалобы перестали поступать.
На волнении он держался превосходно, и о нем отзывались как о необычайно остойчивом корабле, а из его барбетных орудий можно было вести огонь когда угодно, хотя бы даже порты орудий носовой батареи по необходимости держали плотно задраенными. Иногда бывало, что по случаю плохой погоды из всей эскадры Канала стрелять могли лишь «Монарх» и «Темерер».
Итак, успех «Темерера» подтвердил правоту Рида о возможности создания высокобортного рангоутного броненосца с установкой орудий в башнях или барбетах. Идея же Кольза о низкобортном рангоутном башенном броненосце (по сути — парусном мониторе) была доказательно отвергнута. И именно в тот момент, когда парусу наконец-то обещали «восстановление в правах» на броненосцах, революция в конструкции паровой машины (появление компаунд-машины) поставила жирный крест на Парусе как таковом. И только окончательно лишившись Паруса, вся «разношерстная бронированная свора», состоявшая из полутора десятка типов кораблей, вдруг стала обретать благородные черты Классического Броненосца….
Каковы же результаты «промежуточного финиша», коим принято считать 1870 год, для «классических» парусно-паровых броненосных кораблей? «Классическими» мы их называем потому, что с родоначальниками своего «броненосного» класса — 2-х, 3-х и даже 4-х дечными (вспомним испанскую «Сантисиму Тринидад» («НиТ» №3 за 2006 г.)) деревянными линейными кораблями, — они были породнены через эпохального парусно-винтового «Наполеона» («НиТ» №2 за 2007 г.), с таким же парусно-винтовым броненосным «Глуаром» (№8 за 2007 г.) или, как вариант для гордых британцев — с «Уорриором» №9 за 2007 г.). Всех их объединяло одно — расположение артиллерии вдоль бортов и непременное наличие паруса. И хотя вариации на тему «парусное вооружение — расположение артиллерии» были достаточно разнообразны, приведя в конечном итоге к казематно-цитадельным «александрам» и «редутаблям», именно симбиоз бронированного барбета (башни) и компаундмашины, осуществившийся вскоре после франко-прусской войны 1870 года, открыл дверь в эпоху броненосцев — кораблей, по своему внешнему виду разительно отличающихся от величавых «парусников». И британской тройке из «Монарха»-«Кэптена»- «Темерера» выпала честь завершить эпоху Паруса…
То, что Британия рассматривала Вторую Империю как своего основного соперника на море, было неизбежно. Франция имела преимущество на старте, приступив к осуществлению программы постройки броненосцев (Программа 1858 года) раньше британцев. Боязнь вторжения и географическая близость Франции и Британии гарантировали, что британские Адмиралтейство и пресса не смогут оставить ее без ответа. Понимание того, что британское промышленное превосходство позволит превзойти французов как по количеству, так и по качеству броненосцев, помогало сдерживать возможную панику. Но французский вызов дал образец для повторения и совершенствования. Заложенная после «Глуара» серия французских броненосцев выглядела — по крайней мере, на бумаге — достаточно грозно: десять однотипных кораблей, вооруженных 5-тонными (165-мм) пушками и защищенных броней толщиной 5.9 дюйма (впрочем, большая часть этих кораблей в итоге была вооружена заметно более тяжелыми — 240-мм и 194-мм пушками). Британцы могли выставить против них корабли разных пяти типов — вооруженных 6¼-тонными (7'') пушками, с броней толщиной от 4.5 до 5.5 дюйма. Однако вскоре французская программа начала тормозить. Сказался общий уровень промышленности…
В 1864 году Британия извлекла, наконец, выгоду из превосходства своих верфей и технологического преимущества: баланс сил стал склоняться в ее пользу. Новые железные броненосцы были сильнее тех, что французы — жестоко страдавшие от недостаточных мощностей сталеплавильной промышленности — могли им противопоставить. Среди броненосцев, вошедших в строй в 1864 году, был «Ройял Соверен» — оснащенный башнями Кольза, что стало еще одним зримым воплощением технологического превосходства Британии. В следующем году, однако, превосходство британцев несколько уменьшилось — но они все еще располагали 14 броненосцами против 11 французских, но при этом двое из новых британских броненосцев являлись сугубо таранными кораблями.
К концу 1866 года превосходство Британии значительно выросло: против 14 французских броненосцев она имела 21 корабль, но британское Адмиралтейство все еще считало превосходство британского флота над французским минимальным. Раздраженные французской программой, осуществление которой поставило их под невыносимое давление родной прессы и Парламента, лорды Адмиралтейства полагали, что Франция не «испытывает потребности в мощном флоте мореходных броненосцев, который является для нее предметом роскоши и тщеславия, который она с трудом может себе позволить». И этот «предмет роскоши и тщеславия» к концу 1867 года, особенно — благодаря достоинствам новых французских тяжелых пушек, по официальному признанию Адмиралтейства, «мог иметь дело с нашими кораблями практически на равных».
Вызов, брошенный французами, не только ускорил постройку британских броненосцев, но и оказал определенное влияние на их проектирование. Помимо мореходных кораблей, французы также заложили внушительный отряд броненосцев для действий у берега. В отличие от броненосных батарей времен Крымской войны и нескольких слабых канонерок, артиллерия этих кораблей устанавливалась в неподвижных или вращающихся башнях. Чувствуя, что Британия уступает французам по кораблям береговой обороны, Адмиралтейство потребовало постройки безрангоутных двухвинтовых броненосцев с вращающимися башнями Кольза. До конца десятилетия вдобавок к «Ройял Соверен», «Принс Альберт» и броненосным таранам Адмиралтейство заложило еще семь броненосцев береговой обороны. Если бы не это отставание от французов, то, возможно, изобретение Кольза — несмотря на давление общественного мнения — было бы проигнорировано, и башенные корабли еще не скоро бы увидели свет.
Рид, проектируя свои мореходные броненосцы, не был особенно впечатлен мощью французского флота, старательно взращиваемого Дюпюи де Ломом. На взгляд гордого Рида, столь превозносимая однородность французского флота «символизировала что-то близкое к посредственности». Это его мнение резко расходилось с мнением Адмиралтейства, всегда завидовавшего единообразию французского флота.
Неофициально Адмиралтейство по-прежнему опасалось французского броненосного флота. В январе 1867 года лорд Леннокс, Первый Секретарь Совета, писал Дизраэли: «Насколько Вам известно, по количеству броненосцев первого ранга мы практически сравнялись с французами... превосходя их по общему числу кораблей». Леннокс верно оценил общее превосходство Royal Navy по числу броненосцев, но он не обладал точными разведданными, чтобы верно оценить масштаб этого превосходства. Два месяца спустя адмирал Милн признал, что флот «несколько уступает французскому», не помянув о качественном превосходстве британцев. На самом же деле британский флот на конец 1866 года имел на семь броненосцев больше, чем французский, но у британского страха глаза расширялись синхронно с ростом французского броненосного флота.
В декабре 1867 года новые французские мореходные броненосцы сократили преимущество британцев до трех кораблей. Однако французы достигли этого, в том числе и купив два старых броненосца сомнительной боевой ценности у США — монитор «Онондага» («Onondaga») и батарейный «Дандерберг» («Dunderberg»), переименованный в «Рошамбо» («Rochambeau»). И тем не менее, Первый Лорд Адмиралтейства Х.Л.Корри настаивал в конфиденциальном меморандуме, что по числу кораблей первого ранга Франция практически равна Британии. Какова бы ни была численность флотов — а после 1864 года британцы имели в среднем на четыре броненосца больше — качественное превосходство британских броненосцев было весомым (по крайней мере, так думал Рид). Он верно считал, что сравнение одного только числа кораблей не отображает истинного положения дел. Признавать же французские броненосцы «серьезным противником» он напрочь отказывался. При рассматривании французского броненосного кораблестроения (см. «НиТ» №10- 11 за 2008 г.) мы уже не раз говорили о легкомысленности такого рода оценок.
Можно предположить, что в случае возникновения кризиса в англо-французских отношениях — хотя с 40-х годов XIX века это становилось все более маловероятным — неизбежное столкновение флотов происходило бы на разных театрах боевых действий по-разному. В колониях, куда отсылали «с глаз долой» все те посудины, на которые нельзя было смотреть без сердечной боли, преимущество Великобритании было бы весьма ощутимым. В первую очередь благодаря большому количеству парусно-деревянных «переделок» типа «Лорд Клайд» и им подобным. Французские силы, представленные «Альмами» и им подобными, могли, конечно же, оказать очень серьезное сопротивление, но конечный итог боевых действий в Индийском и Тихом океанах был предрешен. В европейских же водах — Средиземноморье и водах Канала — все было бы не так просто. Угроза молниеносного десанта французской кавалерии на берега Уэльса была более чем серьезной, можно было бы ожидать сосредоточения во Флоте Канала всех наличных сил Royal Navy. Контроль Гибралтара и Суэцкого канала при этом был бы весьма затруднен, а действия французской эскадры, находившейся в неизмеримо более выгодных условиях, могли бы совершенно расстроить коммуникации англичан в Средиземноморье и нарушить сообщение с Индией и Индокитаем. В этом случае британская победа на ТихоокеанскоИндокитайском театре военных действий оказалась бы выхолощенной. Заметим, что прервать сообщение между Францией и Алжиром британский флот не смог бы.
В самом же Канале вряд ли бы повторился второй Трафальгар — подготовка личного состава французского флота в это время была явно выше (что и показала франко-прусская война), а однотипность французских кораблей, при действиях в составе эскадры, значительно увеличивала их шансы на победу — за счет слаженности действий при маневрировании и выбора дистанции стрельбы. Однако, французам рассчитывать на победу было бы также довольно тяжело — за счет количественного преимущества англичан, хотя это преимущество и было весьма и весьма незначительным, зависящим от решения британских лордов о том, какой количественный перевес над противником они хотели создать в колониях и насколько они были готовы «уступить» Средиземное море.
Скорее всего, после пары генеральных сражений остатки искалеченных флотов прятались бы по противоположным сторонам Канала, морская торговля Англии жестоко бы страдала от крейсерской войны — благо построить крейсер или переоборудовать в рейдер любой пароход неизмеримо дешевле и быстрее, чем построить эскадру броненосцев, а французский десант так бы и остался на берегу Нормандии. В колониях начались бы беспорядки; промышленность, лишенную значительной части колониальных товаров и поставок сырья, лихорадило бы, а общественное мнение высказывало бы резкое недовольство тем, что многомиллионные траты на броненосные эскадры не привели к скорой и решительной победе. Утерянное в тот момент британское военно-морское господство могло бы привести, в конечном итоге, к вступлению в войну США (с полусотней мониторов!) или России (с ее сильным крейсерским флотом) — на стороне Франции, с полной анархией на морях и к полной дезорганизации системы мировой торговли.
Утомительный процесс сравнения числа броненосцев двух стран продолжался до 1870 года — несмотря на то, что британцы увеличили свой отрыв, введя, наконец, в строй несколько броненосцев первого ранга и затем еще увеличив это преимущество. Но предрассудки Адмиралтейства и прессы относительно французской угрозы не стоит списывать на фантазии ума, перегруженного впечатлениями эпохи стремительных и поражающих воображение технологических перемен. Французы первыми построили мореходный броненосец, и их корабли отнюдь не выглядели слабейшими в сравнении с британскими для большинства членов Совета Адмиралтейства. Но время было на стороне британцев, позволяя им получить выгоду от технологического и финансового превосходства; кроме того, имелась и все возрастающая угроза со стороны Пруссии, в итоге положившая конец французскому вызову британской морской мощи. С тех пор Франция должна была искать себе союзника на море, и Британия смогла восстановить «двухдержавный стандарт», т.е. когда мощь британского флота соответствовала совокупной мощи двух любых флотов мира, следующих за британским. Более того, вернув себе пальму военно-морского господства, англичане смогли бросить значительные силы на башенное кораблестроение, сулившее настоящий прорыв в способах ведения войны на море….
Статья была опубликована в февральском номере журнала "Наука и техника" за 2009 год
