На русских кораблях стали готовиться к торжественному смотру, который и произошел вечером того же дня. Но все эти привычные хлопоты по встречам-проводам августейших особ, которыми тогда кишело Средиземноморье, были не более чем «операцией прикрытия». В то время, как «личный состав» на кораблях наводил порядок (и без того безукоризненный!), командир «Ливадии» флигель-адъютант капитан 1-го ранга Кроун передавал в руки контр-адмирала Бутакова секретное письмо русского посла генерал-адъютанта Игнатьева, в котором Бутакову «высочайше приказывалось» самим государем немедленно оставить турецкие воды. В 9 часов утра 1 октября, следуя за императорской яхтой в качестве почетного эскорта, русский флот оставил враждебные воды… Но это оказалось еще не все! Яхту сопровождал британский фрегат «Raleigh». Чтобы избавиться от почетного (но крайне нежелательного!) «соглядатая», императорская яхта, обладавшая прекрасным ходом, устроила «гонки» с одним из самых быстроходных крейсеровразведчиков Royal Navy. Как только «августейшие особы» скрылись за горизонтом, эскадра резко изменила курс и направилась в Неаполь.
12 октября 1876 года Средиземноморская эскадра российского флота бросила свой якорь в Неаполе. Тотчас же на адрес Бутакова по телеграфу немедленно пришла шифрограмма из Петербурга, в которой вверенным ему кораблям предстояло пополнить до отказа все виды припасов и выдвигаться к берегам Северной Америки… Истекал срок перемирия между Сербией и Османской Империей, судьба обескровленной Сербии находилась в руках России — и война с Турцией была неизбежной. Также неизбежным было новое обострение с Великобританией, которая поддерживала турок. Война с Англией могла стать реальностью в любое время. И наличие мощной российской эскадры на торговых путях Британской Империи могло оказаться как никогда кстати. А наличие в составе этой эскадры броненосного фрегата «Петропавловск», который по своему артиллерийскому вооружению и скорости хода соответствовал британскому «Оушену» или «Лорду Уордену» и мог «привести в затруднение» любой из «панцирных» (т.е. деревянных, но обшитых броней) британских броненосцев — делало эту операцию такой важной и такой скрытной. Вывести корабли из закрытого Средиземного моря на просторы Атлантики — эта задача была с успехом решена. На этот раз такого жесткого англо-русского противостояния, каким оказалась Крымская война, не произошло. Но сам факт того, что броненосец «Петропавловск», представитель первого поколения русских броненосцев, успешно совершил до этого трудное плавание из Балтики в Средиземноморье и был готов «показать себя» в бою — служит самой лестной характеристикой той работе, которая была проведена над деревянным парусно-винтовым фрегатом «Петропавловск» 15 лет назад…
Еще в 1857 г., учитывая опыт Крымской войны, Морское министерство взяло курс на постройку крупных фрегатов, вооруженных бомбической артиллерией самого большого калибра. Водоизмещение этих фрегатов должно было достигать 5700 т. Контракт же на постройку в Северном доке Кронштадта 59-пушечного фрегата «Севастополь» заключили с купцом С.Г. Кудрявцевым 3 июня, причем подрядчик обязался вывести корабль из дока 15 октября 1862 г. Проект фрегата составлялся «сообразно к чертежам» новейших иностранных фрегатов. Первоначальная стоимость контракта составляла 620 тыс. рублей.
Строительство аналогичного фрегата «Петропавловск» в Новом Адмиралтействе «за казенный счет» утвердили 19 сентября 1860 г. Материал для обоих кораблей подбирался высочайшего качества (из итальянского, польского и курляндского дуба, лиственницы, тика и гондурасского красного дерева). Постройку фрегатов, заложенных соответственно 16 марта и 9 сентября 1861 г., возглавили корабельные инженеры полковник А.Х. Шаунбург и капитан А.А. Иващенко.
Усилия русского Морского министерства сосредоточились на броненосном кораблестроении лишь в 1862 г., после обострения англо-русских отношений из-за польского восстания. В том числе было принято решение обшить броней строившиеся «Севастополь» и «Петропавловск», которые впоследствии стали единственными в русском флоте броненосными деревянными кораблями. Таким образом, русский флот практически миновал целую эпоху «переделок», которые составляли во флотах Франции и Англии очень и очень приличную часть броненосных эскадр.
При самом поверхностном рассмотрении этих двух фрегатов бросается в глаза их непохожесть друг на друга — при заявленной идентичности. В самом деле, корпус «Севастополя» после переделки в броненосец очень напоминал своими формами «Первенца» — в первую очередь сильно выступающим тараном. Корпус же «Петропавловска» имел более традиционные обводы и в чем-то напоминал «Кремль». Различались не только машины и связанное с этим различие в скорости хода на 3 (три!) узла — для однотипных кораблей просто немыслимая разница! Различалось и вооружение. «Севастополь» первоначально получил хорошо себя зарекомендовавшие бомбические орудия — прекрасно разносившие в щепки любой деревянный линкор, но абсолютно бесполезные при столкновении с броненосцами. Необходимо уточнить, что подобными орудиями тогда были вооружены почти все броненосцы вероятных противников. Эпоха нарезной артиллерии только начиналась. «Петропавловск» же изначально решили вооружить самыми современными нарезными орудиями, которые, к слову будет сказано, еще только начинали производить на Обуховском заводе. Именно поэтому строительство «Петропавловска» шло неторопливо, и корабль вступил в строй только в 1867 году — на два года отстав от «Севастополя» (благо угроза новой русско-английской войны миновала).
В кампании 1865 г. фрегат, вооруженный тридцатью 196-мм гладкоствольными пушками (масса бомбы 17,7 кг, максимальная дальность стрельбы 16 кабельтовых), возглавил в качестве флагманского корабля первый заграничный поход русского броненосного флота и посетил порты Балтийского моря. В соответствии с решением Морского министерства от 7 ноября 1863 г. гладкоствольная артиллерия на «Севастополе» постепенно заменялась на нарезную, и к концу 60-х годов его батарея насчитывала четырнадцать 203-мм нарезных орудий (масса снаряда 79 кг, максимальная дальность стрельбы 25 кабельтовых), два 203-мм орудия установили на поворотных платформах в носу и одно 152-мм — в корме на верхней палубе.
«Петропавловск», спущенный на воду 15 августа 1865 г., в дополнение к двадцати 203-мм орудиям в батарее вооружили двумя поворотными орудиями (203- и 152-мм). В кампанию 1868 г. «Петропавловск» по праву считался сильнейшим кораблем русского флота.
В 70-е годы XIX в. оба фрегата входили в боевое ядро броненосной эскадры Балтийского флота. По инициативе начальника эскадры вице-адмирала Г.И. Бутакова на «Петропавловске» в кампанию 1873 г. установили электрические прожекторы, а в следующем году — первую в русском флоте противоминную батарею из десяти 87-мм нарезных пушек, установленных на станках Обуховского завода. Станки на выдававшихся за борт площадках верхней палубы обеспечивали угол обстрела 137°.
Русско-турецкая война 1877-1878 гг. застала «Петропавловск» в Средиземном море, но по политическим мотивам броненосец не мог участвовать в боевых действиях против турецкого флота. Суть «политического мотива» — сильнейшая английская эскадра в Средиземном море, ревностно следившая за соблюдением статей Парижского мирного договора (запрещавшего иметь России на Черном море свой флот) и готовая, при первой же попытке проникнуть в Проливы, «наказать нарушителя». Решив, в случае вмешательства Великобритании в русско-турецкую войну, не лезть в самоубийственную атаку на британскую эскадру, а бить противника в наиболее больное место — по его морской торговле, Петербург отдал приказ готовиться к переходу, в составе русской эскадры, к берегам Северной Америки для расстройства английской морской торговли — повторив тем самым подобный маневр русского флота времен Гражданской войны в США. Но вмешательства Англии не последовало, поход отменили, фрегат вернулся на Балтику, пробыв в дальнем походе 13 месяцев. Решиться послать броненосец в океанский переход с дальнейшим крейсированием можно было только при условии того, что в Морском ведомстве были уверены в выполнимости этой задачи для отечественной «переделки». А уверенность эта была. Так, еще при переходе в Средиземное море фрегат попал в шторм — и при этом мореходность фрегата не вызывала особенных нареканий со стороны команды: хотя боковые размахи доходили до 320 , но угрозы для корабля не представляли. Согласно капитанского рапорта, боковая качка при этом была очень плавная, а килевой не было вовсе. Несмотря на усталость кочегаров, корабль уверенно имел ход не менее 5 узлов. Претензий к работе машины не было. Во время этого похода фрегату много раз приходилось ходить и под парусами, экономя уголь. И хотя достигнутая скорость несколько разочаровывала, капитан оправдывался тем, что не хотел перегружать рангоут. Заметим, что этот дальний поход корабль совершил уже при окончании своей карьеры!
Кстати, пусть читателя не смущает то, что рассматриваемые нами корабли российского флота относились современниками к классу фрегатов. Появление паровой машины, брони и нарезной артиллерии на добрые два десятка лет сломали установившуюся веками классификацию кораблей — так уже известный нам английский казематный броненосец «Султан» в рапортах капитанов кораблей также назывался фрегатом. Да и виновник «переворота» — «Глуар» — в классификации французов также был «бронированным фрегатом».
Итак, батарейные броненосцы «Севастополь» и «Петропавловск», представители первого поколения броненосных линейных кораблей, оказались вполне удачными и современными кораблями. Их критиковали за малые углы обстрела, недостаточное количество бортовых орудий (а сколько было бы достаточно?), слабую броневую защиту (как и на английских броненосцах!) и уязвимость рулевого привода. Стремление увеличить углы обстрела (в соответствии с новомодной тактикой боя на острых курсовых углах) явилось причиной появления в середине 60-х годов XIX в. казематного броненосца «Князь Пожарский».
Одновременно развитие башенных артиллерийских установок открыло новые возможности для увеличения калибра, улучшения защиты орудий и концентрации огня в широком диапазоне курсовых углов, увеличения толщины и рационального размещения броневой защиты. Еще летом 1862 г. контрадмирал С.С. Лесовский представил в Морское министерство проект переделки «Севастополя» и «Петропавловска» в безрангоутные низкобортные броненосные батареи с тремя башнями. Однако от такой переделки все же благоразумно отказались.
Башенные броненосные фрегаты
Как мы уже говорили в статьях «Каталога», посвященных «Первенцам» и русским мониторам, согласно воззрениям российского Морского ведомства береговая оборона должна была представлять собой как бы цепь, составленную из звеньев. «Неподвижными» звеньями этой цепи являлись крепости и форты. «Малоподвижные» звенья состояли из кораблей прибрежного действия: мониторов, канонерских лодок и плавучих батарей. «Подвижными» звеньями цепи, своеобразной «длинной рукой» (в российском понимании, кхе-кхе), осуществляющих связь между всеми звеньями цепи, готовыми отразить атаку врага в любой точке побережья, должны были стать четыре корабля, которые в списках русского флота именовались «башенными фрегатами», — «Адмирал Лазарев», «Адмирал Грейг», «Адмирал Спиридов» и «Адмирал Чичагов». И если пара «Севастополь»-«Петропавловск» как бы «выростала» из уже привычных парусно-винтовых фрегатов, то следующая разновидность броненосных кораблей Российского императорского флота имела очень короткие «корни» — мониторные.
Проект трагичного «Кэптена» оказался рожденным благодаря увлечению Кольза мониторами (башни, малая высота борта), которые тот хотел «скрестить» с жизненно необходимым для любого британского корабля полным парусным рангоутом. Проект же башенных русских броненосцев «выростал» из проектов первых российских плавучих батарей. Чертежи и спецификации Морской технический комитет (МТК) разработал за три месяца. К постройке утвердили вариант, в котором нарицательную мощность механизмов увеличили с 350 до 400 л.с., а вместо первоначального батарейного — приняли башенное расположение артиллерии, взяв за основу удачный проект двухбашенного монитора «Смерч». В результате получился проект броненосного фрегата типа «Адмирал Грейг» — первых мореходных башенных броненосцев российского флота, которых современники также относили к типу «мореходных мониторов», за счет увеличения размеров и высоты надводного борта предполагалось значительно улучшить их мореходные качества и тем самым получить более устойчивую (во всех отношениях) орудийную платформу. Уже при разработке проекта-задания в декабре 1864 г. по предложению контр-адмирала Г.И. Бутакова решили предусмотреть двойную наружную обшивку в носовой части. Как и на английском броненосце «Беллерофон», эта обшивка предназначалась для усиления корпуса при нанесении таранного удара и для защиты обшивки при подъеме якоря в штормовую погоду.
Так в результате длительных поисков появился тип трехбашенных броненосных кораблей. Большая часть их корпуса была подводной, надводная же представляла небольшую цель для неприятельской артиллерии. Машины, котлы, помещение для команды, запасы провизии и воды, пороховые погреба и т. д. находились под водой и были защищены от действия вражеских снарядов. Корабли имели двойное дно и двойную обшивку в носовой части (по типу «Беллерофона»). Сравнительно небольшая дальность плавания делала ненужным рангоут — фрегаты несли только высокие флагштоки.
При этом также ставилась задача строить корабли исключительно на отечественных верфях и с применением железа только русского производства. Это в принципе здравое решение привело к затягиванию сроков постройки кораблей.
Строительство кораблей началась в 1865 году, хотя официальная закладка состоялась только 17 мая 1867 года. «Адмирал Лазарев» был заложен на заводе Карра и Макферсона (Балтийский з-д), «Адмирал Грейг» — на Новом Адмиралтействе, «Адмирала Спиридова» и «Адмирала Чичагова» строил завод Семянникова и Полетики (Невский з-д). Эти же заводы, совместно с петербургским заводом Берда, изготовляли и башни системы Кольза. В процессе постройки в конструкцию корабля вносилось множество усовершенствований и переделок, что, естественно, опять-таки приводило к задержкам в строительстве.
Так, вместо двухлопастных подъемных винтов применили более эффективные трехлопастные диаметром 4,57 м. Вместо обычных — применили балансирные рули, что позволяло резко повысить надежность рулевых приводов, избежать перегрузок, от которых нередко выходили из строя рулевые устройства на батареях типа «Первенец». Благодаря этим усовершенствованиям сократилось время поворота корабля и улучшилась его маневренность. Также значительно были изменены, по сравнению с первоначальными, параметры котлов и паровой машины.
В январе 1865 г. было принято решение вместо ранее предполагавшихся 381-мм гладкоствольных орудий установить современные 229-мм стальные нарезные орудия, производство которых еще только налаживалось Обуховским заводом (с помощью завода Круппа).
Верхом же «переделок» было принятое в августе 1866 года решение о достройке «Спиридова» и «Чичагова» по двухбашенному проекту! Опять сказалась пресловутая «экономия»…
Из-за затянувшихся сроков строительства только к 1871 году корабли вышли на ходовые испытания. По опыту плаваний в 1872 году был устранен пренеприятнейший дефект — чрезмерный дифферент на корму, величина которого была таковой, что орудия не могли стрелять по ходу корабля в горизонтальной плоскости! По предложению адмирала Г.И. Бутакова пришлось перераспределить некоторые грузы внтури корабля.
Проверив летом 1873 г. частично выполненные работы, вице-адмирал А.А. Попов признал мореходность «Адмирала Лазарева» «превосходной». В течение 8 часов пути от Кронштадта до Ревеля «…при десятибалльном ветре, большой зыби, различных курсах относительно волны и ветра фрегат держался на воде, как утка». В дальнейшем такая же оценка была высказана и адмиралом Макаровым. Что и говорить — уроки мореходности балтийских мониторов были выучены накрепко…
Впоследствии было реализовано и другое предложение А.А. Попова: для ликвидации все еще весьма существенной перегрузки тот предложил снять с фрегатов боевые рубки (?!), а две 229-мм пушки в каждой башне заменить на современное, выпуска 1873 года, 280-мм орудие Обуховского завода — и более мощное (с дальностью стрельбы в 9 км), и более легкое. В результате вплоть до 90-х годов прошлого столетия броненосные фрегаты оставались после «Петра Великого» (о нем наш разговор впереди) самыми мощными в артиллерийском отношении кораблями русского флота. Бортовой залп каждого 3-башенного фрегата составлял 750 кг металла.
Будучи одними из самых удачных кораблей русского флота, они постоянно совершенствовались и в последующие годы. Заменялись расслоившиеся броневые плиты, улучшалась водонепроницаемость палуб и переборок, повышались под руководством С.О. Макарова надежность и эффективность водоотливных средств. В 1883 г. на «Адмирале Спиридове» успешно прошла испытания разработанная Макаровым система быстрого разведения пара в котлах (вода в них предварительно подогревалась паром вспомогательного котла). Уже через 7,5 минуты фрегат мог дать ход, а еще через 4 развивал полную 10-узловую скорость.
В связи с возросшей угрозой скорострельной артиллерии решили установить на мостиках кораблей новые стальные боевые рубки, применить паровые рулевые машины, поместив идущие в рубку приводы в бронированную трубу. Опытную рубку уже в 1887 г. установили на «Адмирале Спиридове». Появившиеся в том же году планы перевооружения «адмиралов» более дальнобойной артиллерией, а также полной замены энергетической установки осуществлены не были; заменили лишь котлы. Необходимо признать, что в данном случае Морское министерство поступило весьма благоразумно, отказавшись тратить деньги на модернизацию удачных, но все-таки уже устаревших к тому времени кораблей.
Во время русско-турецкой войны 1877 года, в ожидании вмешательства Великобритании и появления английской эскадры в Финском заливе, башенные фрегаты предполагалось использовать по своему прямому предназначению — в первой линии обороны, прикрывая минные поля впереди кронштадтских фортов. Чтобы поражать корабли противника со слабо бронированными палубами, вооружение фрегатов усилили 229-мм мортирами, а для защиты от миноносцев на каждом установили скорострельные пушки.
Броненосный фрегат «Князь Пожарский»
После создания в России прибрежного оборонительного флота, уже в марте 1864 г. было принято решение начать строительство на отечественных верфях и из своих материалов следующего поколения броненосных кораблей, отличавшихся большей боевой мощью и повышенной мореходностью, предназначенных к океанским плаваниям. 8-пушечный броненосный корвет «Князь Пожарский» (так он классифицировался вначале) ознаменовал собой начало этого этапа отечественного броненосного судостроения. Он строился на Галерном острове целиком из русского железа, а на изготовление его каземата — броневого короба в средней части корпуса, предназначенного для размещения тяжелой артиллерии, — пошла первая броня, сделанная на Ижорском заводе.
«Минину» и «Пожарскому» предстояло, подобно английским рангоутным броненосцам, совершать и океанские плавания. При более скромных, чем у английских прототипов, проектных размерах — длина по ватерлинии 80,8, ширина 13,7, осадка 5,6 м — они имели увеличенное отношение длины к ширине, что обеспечивало преимущество в скорости перед британскими броненосцами. Чтобы гребной винт не мешал плаванию под парусами, он, как и на деревянных фрегатах, предусматривался подъемным. Были учтены и важные конструктивные новшества, появившиеся в строившемся тогда в Англии под руководством Д. Рида броненосце «Беллерофон»: число орудий уменьшилось, но возрос их калибр, и располагались они не по классической батарейной схеме, а сосредоточивались в центральном бронированном каземате; корпус строился по бракетной (клетчатой) системе, ранее также воплощенной в конструкции первого русского двухбашенного монитора «Смерч»; почти по всей длине корпуса предусматривалось двойное дно.
Неизбежные в тот переходный период изменения и усовершенствования в ходе постройки (одно лишь артиллерийское вооружение с соответствующей переделкой подкреплений, орудийных портов и погребов боеприпасов менялось несколько раз) задержали спуск на целый год — до 31 августа 1867 г. К началу 1867 г. корабль уже назывался «Князь Пожарский» и числился в ранге броненосных фрегатов. В ходе достройки усилили бронирование (оно достигло массы 652 т) за счет введения дополнительного листового и профильного железа (114 т) между тиковой подкладкой (216 т). Подкрепили по образцу «Первенца» железные трубчатые мачты, добавили два кормовых 210-кг якоря и боевую рубку массой 76 т, что вызвало новые изменения в нагрузке и общем расположении корабля. Установили восемь 9-дюймовых орудий обр. 1867 г . в каземате и два 6-дюймовых орудий обр. 1867 г. в оконечностях на поворотных платформах, позволявших вести огонь при преследовании противника и отходе.
Как и остальные броненосцы, вступив в строй в 1869 г., «Князь Пожарский», являвшийся по сути дела опытным кораблем, продолжал переделываться. Пробные плавания в Балтийском море в 1869, 1870 и 1871 годах дали малоудовлетворительные в отношении мореходности результаты. После тщательного изучения было установлено, что на фрегате неправильно размещены грузы. В 1872 г. его передали в распоряжение адмирала А.А. Попова. Выполненные по его указаниям переделки, изменения в дифферентовке и рангоуте сделали фрегат хорошим морским боевым судном, пригодным для действий в океане, и уже летом 1873 года «Князь Пожарский» отправился для практического плавания в Средиземное море, став первым русским броненосцем, вышедшим из Кронштадта за пределы Балтийского моря. На пути из Мальты в Пирей фрегат успешно выдержал жестокий шторм.
После возвращения в Россию осенью 1875 г. «Князь Пожарский» подвергся новым переделкам, но теперь уже более обдуманно и целенаправленно. Наличие у вероятного противника — Великобритании — огромной «ахиллесовой пяты» в лице ее торгового флота просто вынуждало приспосабливать к крейсерству все типы кораблей, в т.ч. и броненосцы. Не стал исключением и «Князь Пожарский». На этот раз корпус покрыли однорядной деревянной обшивкой и цинковыми листами, вместо старых шести котлов установили восемь новых и вместо одной трубы — две: постоянную и подъемную; перебрали и основательно переделали машину. В результате на испытаниях осенью 1877 г. корабль достиг 11,9 узлов, превысив на целый узел скорость, показанную пять лет назад.
Броненосный фрегат «Минин»
Фрегат «Минин» должен был стать вторым, однотипным с «Князем Пожарским», казематным мореходным рангоутным броненосцем. Однако судьба его оказалась не столь прямой, как у его «систершипа».
Первые изменения, как и на начатом ранее «Пожарском», потребовали увеличения мощности машин с 450 до 600 номинальных л.с., усиления бронирования и артиллерийского вооружения. Позднее, в январе 1866 г. Кораблестроительный технический комитет предложил еще находившийся в стадии подготовительных работ фрегат превратить из казематного в башенный. Доводы приводились веские — необходимость усиления защиты против быстро прогрессировавшей артиллерии и значительное улучшение условий обслуживания тяжелых орудий во вращающихся изолированных башнях. Опыт использования башен на отечественных мониторах подтвердил хорошие морские качества башенных кораблей. Учитывались и достоинства бракетной системы набора ридовского «Белле рофона» с развитыми продольными связями, обеспечившими высокую прочность корпуса и технологичность работ.
Благодаря сохранению бака, бушприта, трех треногих мачт системы Кольза и парусного рангоута, «Минин» должен был стать настоящим океанским броненосцем. Две двухорудийные 229-мм башни системы Кольза имели (как и на остальных строившихся «башенных фрегатах») диаметр 7,6 м, толщину брони 152 мм. Еще две пушки устанавливались за носовым броневым траверзом — для ведения огня строго по курсу. Скорость повышалась до 14 уз. за счет увеличения мощности машин до 800 номинальных л.с. (около 4000 индикаторных), а также запасов топлива.
Столь основательное изменение проекта чуть ли не на год задержало постройку корабля: лишь к маю была подготовлена новая спецификация, в сентябре — возобновлены работы, и только в октябре 1866 г. взамен прежнего был подписан новый контракт с увеличением стоимости подряда на 40% — 338 тыс. руб. Срок готовности корпуса к установке машин и артиллерийских башен с приводами, а затем и спуск на воду назначался не позднее августа 1868 г., а окончание постройки — к июлю 1869 г. Постоянные переделки приводили к все увеличивающейся перегрузке — масса железа в составе корпуса достигала уже 2040 т. Потребовались новые переделки — для устранения перегрузки, это явилось причиной того, что спуск корабля состоялся лишь 22 октября 1869 г.
В официальном отчете по Морскому ведомству броненосный двухбашенный фрегат «Минин» уже значился как новый корабль флота, но судьба его вновь изменилась из-за катастрофы «Кэптена». Низкий борт в сочетании с несоразмерно большим парусным рангоутом оказался, как и предсказывал Э. Рид, причиной катастрофы (см. «НиТ» №1 за 2009 г.). Появились опасения, что такая же судьба ждет и «Минина» — корабля близкого к «Кэптену» (его чертежи даже возили на консультацию к К.П. Кользу). Правда, надводный борт «Минина» был почти вдвое выше, вооружался он не 305-мм, а более легкими 280-мм орудиями. Однако даже мысль о возможности подобной катастрофы исключала достройку корабля без новых изменений. Почему-то никто не догадался свозить чертежи к Д. Риду, предсказавшему (вернее — просчитавшему!) гибель детища Кольза.
Корабль опять решили перестроить — от греха (и от тюрьмы) подальше. Но в качестве безрангоутного мореходного броненосца «Минин» сильно уступал бы строившемуся тогда «Крейсеру» (будущему «Петру Великому»), для броненосца береговой обороны он имел недостаточную броню. Лишь после долгих раздумий корабль по предложению А.А. Попова решили переоборудовать в океанский броненосный рангоутный крейсер с сильной артиллерией и надежно обеспеченной остойчивостью.
Заметим, что броненосный крейсер из «Минина» вышел первоклассный. Есть основания утверждать, что и рангоутный броненосец из него получился бы не хуже. Но… «Монарха» в Российском флоте так и не появилось…
Итак, Российский Императорский флот в 60-е годы XIX века достаточно целеустремленно и при этом — достаточно осторожно перешел от «паруса и дерева» к «пару и броне». Естественно, размах броненосного строительства на российских верфях (к тому же — исключительно балтийских) не мог идти в сравнение с теми «авралами», которые устраивали корабелы Франции и Англии, подгоняемые все новыми и новыми проектами, выходившими из-под пера Уоттса, Рида и де-Лома. Причина одна — деньги. Страна, проигравшая Крымскую войну, не имела средств на модернизацию верфей, на отработку прототипов, на воплощение теоретических изысканий в металле. Конечно, 10 российских броненосцев вкупе с 13 мониторами не могли претендовать на что-то большее по сравнению с 33 британскими (из них 3 — башенные и плюс 15 мониторов) или 24 французскими (при 5 мониторах). Более того — итальянский флот с его 10 броненосцами (исключая потопленные «Ре д’Италия и «Палестро») пропустил вперед русский флот только из-за своего побитого при Лиссе имиджа и отвратительного качества постройки кораблей! А «на пятки» наступал победоносный австрийский флот Тегетгоффа (9 броненосцев), флот Пруссии, вскоре ставший флотом объединенной Германии, и испанский флот… Но России удалось сохранить за собой третье место «в списке», отстояв его перед претендентами из числа других известных и титулованных морских держав. Это можно было бы считать успехом — если бы не дальнейшее забвение флотских дел, затянувшееся без малого на 20 лет…
Статья была опубликована в марте номере журнала "Наука и техника" за 2009 год
