Языкатый герб
Изображение подобное изображению Горгоны — характерная черта популярных византийских и древнерусских амулетов — «змеевиков», где она является изображением болезнетворного демона. Появившись в русской культуре XI—XII веков, змеевики продолжают бытовать вплоть до XVI века. Змеевик: под этим условным названием в науке известны двусторонние подвески в виде медальонов, несущие на одной стороне каноническое христианское изображение (Христа, Богоматери или святых), а на другой — нехристианский мотив, так называемую змеевидную композицию. Последняя представляет собой изображение человеческой головы (реже — полуфигуры или даже полной фигуры), окруженной змеями. Хотя в ряде случаев «змеевидная композиция» могла восприниматься в древней Руси как второстепенное изображение на обороте иконы, именно наличие этой композиции является основным признаком, объединяющим амулеты. Сочетание на амулетах канонических иконографических мотивов с нехристианскими ярко характеризует древнерусское «бытовое православие», тот сложный симбиоз христианства и народных верований, который получил название «двоеверия». Змеевидная композиция на амулетах сопровождается надписью, содержащей греческую заклинательную формулу (заговор). Этот заговор включает и название изображаемого демона. Судя по надписям, демон, изображаемый на амулетах, уже не назывался Горгоной; очевидно, и связь с мифом о ней была утрачена. Надписи на змеевиках называют демона «истера». Точный перевод этого греческого слова — «матка» (uterus). В данном случае это слово имеет также более широкое значение — внутренность, утроба, ее болезни и вызывающий их демон. Очевидно, имеется в виду болезнетворный демон женского пола, часто фигурирующий в апокрифических текстах и связанных с ними заговорах.
Христианская символика
В христианстве всячески обыгрывался мотив греховности языка. Высунутый язык служил устойчивым атрибутом демона, наряду с рогами, хвостом и копытами. До нас эти представления дошли в виде детского, ребяческого поведения, дразнилок с высунутым языком, однако все же не исчезают полностью из сферы демонических представлений и образов.
Дьявол и аналогичные ему демонические персонажи нередко изображаются с обнаженным языком в русском лубке XVIII - начала XX века. Дьявольские маски — маскероны с высунутым языком — встречаются в архитектурном декоре.
Лики демонов с большими дисками в растянутых ушных мочках, высунутым языком и кошачьими клыками украшали со всех сторон две стелы, найденные там, где, по преданию, совершалось жертвоприношение девственниц приплывавшему с моря джинну. Некоторые исследователи предполагают, что эта ритуальная маска предшествовала сложению общеизвестного мифа о горгонах и Персее: «ритуальный объект возник первым; затем был придуман монстр, чтобы соответствовать этому лицу; герой же, убивающий чудовище, появился в мифе еще позже». Маски с похожими ужасными лицами можно обнаружить во многих древних и примитивных культурах, от Перу до Таиланда.
Наглядные изображения и текстовые описания высунутого языка соседствуют в средневековой культуре с богословскими толкованиями символики языка как части человеческого тела. Выражение «коварный язык» (lingua dolosa), которое появилось в псалмах Давида, стало часто применяться в христианстве. Коварный язык порой выступал в качестве обозначения дьявола. В анонимном трактате XII века «Диалог о борьбе любви Божьей и Лукавого языка» аллегорические персонажи Божья любовь и Лукавый язык, существующие автономно, как гоголевский Нос, ведут между собой богословский спор.
Язык опасен; он особенно нуждается в сдерживании и контроле. «Нет такого члена в теле моем, которого я бы так боялся, как языка», — это высказывание отца-пустынника точно выражает суть сложившейся ситуации.
Существовал страх перед языком, и этот cтрах подпитывался соответствующим настроением ветхозаветных книг. Многочисленные библейские выражения отождествляют язык с речью, с говорением. В Книге Исайи язык Бога назван «огнем поедающим». «Отборное серебро — язык праведного» (Притч 10:20). «Господи! Избавь душу мою от уст лживых, от языка лукавого» (Пс 119: 2). «Кроткий язык — древо жизни, но необузданный — сокрушение духа» (Прит 15: 4). «Кротостию склоняется к милости вельможа, и мягкий язык переламывает кость» (Прит 25: 15). «Кто говорит то, что знает, тот говорит правду; а у свидетеля ложного — обман. Иной пустослов уязвляет, как мечом, а язык мудрых — врачует» (Пр 12:17-18). «…придите, сразим его языком и не будем внимать словам его» (Иер 18: 18). «Язык — огонь, прикраса неправды. Язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны» (Иак 3: 5—6). «А язык укротить никто из людей не может: это неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда» (Иак 3: 8). «Если змей ужалит без заговаривания, то не лучше его и злоязычный. Слова из уст мудрого — благодать, а уста глупого губят его же» (Екк 10: 11). «Удар бича делает рубцы, а удар языка сокрушит кости» (Сир. 28, 20). «Как лук, напрягают язык свой для лжи» (Иер. 9, 3).
Мотив ранящего, как меч, языка был введен в описания Страстей Христовых. Раны Христа были «двойными»: одни были нанесены реальным оружием, иные — языками тех, кто глумился над ним.
Все ниже, и ниже, и ниже…
Язык, чрево, похоть — три сферы греха, которые образуют в человеческом теле своего рода ось греховности. Воображение верующего настраивалось на осмысление взаимосвязи между этими органами. Изобразительные мотивы наглядно показывали эту связь, демонстрируя подобие всех трех греховных сфер. Если существа, созданные по подобию Божию, обычно изображаются с закрытым ртом, даже когда они говорят, то гримасничающие маски дьяволов широко открывают пасть. Высунутый язык приравнивается к фаллосу; на визуальном уровне это достигается тем, что одна из личин дьявола помещается на животе или в области паха, а высунутый язык оказывается на месте фаллоса, в качестве его аналога. Изображаемое подобным образом говорение дьявола сведено «на нет» чисто визуальными средствами. Высунутый язык связан с мотивом чревоугодия и вообще пожирания. Символика этого изображения понятна: дьявол — пожиратель душ и тел грешников. В «Страшном суде» Босха художник изобразил адские врата в виде пасти библейского Левиафана, куда прямиком отправляются грешники. Дьявол пожирает грешников, вбирая их в свое огромное чрево.
Ну, а что говорит нам изображение языка как области речи? Высунутый язык — знак говорения, речи, причем речи неистинной, лживой. Ряд изображений, на которых дьявол обнажает язык, очевидным образом запечатлел его в момент говорения. Высунутый язык демона и грешников фигурирует во всех трех сферах греховного: как метафора фаллоса, как часть жрущей пасти и как орудие празднословия, знак неистинной речи. Более того, речь дьявола превращается в мотив звучащего зада. Этот мотив характерен для мистерий, в которых посрамленный и разоблаченный дьявол сопровождает соответствующим звуком свой уход со сцены: «Теперь я совершаю свой путь в ад, где меня предадут бесконечной пытке. Из страха пред огнем я громко порчу воздух». Безобразный звук, издаваемый дьяволовым задом, — как бы квинтэссенция всех его речей, знак их полной пустоты, того «ничто», к которому они сводятся. Этот звуковой жест сближает рот и зад: говорящий рот дьявола словно смещается к заду, становится говорящим задом. Поэтому Сатану называли «повелителем желудочных ветров», а испускание газов было частью шабаша и прочих ритуалов поклонения дьяволу. Самого дьявола, присутствующего на шабаше, ведьмы в знак поклонения целовали в зад.
В Средние века в христианстве было популярно воззрение, что после смерти грешников душа их выходит из анального отверстия, в отличие от благородных господ, испускающих душу через рот. Душу изображали в виде маленькой фигурки, вылетающей изо рта умирающего человека. Перекличку обнаженного языка и обнаженного зада мы видим на гравюре «О благородной даме, как она стояла перед зеркалом и прихорашивалась, а в зеркале увидела дьявола, который показал ей зад».
Статья была опубликована в апрельском номере журнала "Наука и техника" за 2013 год
