Его главная цель при исследовании Сирии заключалась в том, чтобы написать труд по стратегическому изучению крестовых походов, однако попутно он увидел и много других интересных вещей.
Генри Лиддел Гарт. «Полковник Лоуренс»
Эдвард Томас Лоуренс, известный в народе как Лоуренс Аравийский, был побочным сыном разорившегося аристократа, весьма стесненного в средствах. Еще в детстве он страстно увлекся археологией и историей Крестовых походов. Казалось, путешествие по местам боевой славы крестоносцев было юноше совершенно не по карману, но он очень рано научился решать подобные проблемы.
Если ты совершенно равнодушен к бытовым удобствам и согласен передвигаться в вагоне третьего класса, на велосипеде, а то и на своих двоих, тебе становится доступным то, что недоступно другим. Еще в школьные годы он осмотрел во Франции, Англии и Уэльсе все замки XII ст., но его неодолимо тянула к себе не только эпоха, но и место действия. Тем более что его любимым героем был скорее Саладин, чем Ричард Львиное Сердце.
После окончания школы Лоуренсу удалось сдать экзамен на получение стипендии в Оксфордском университете, но в своих занятиях он не слишком следовал рекомендациям преподавателей и мало обращал внимание на необходимость аккуратного посещения занятий. Главное, что интересовало его в Оксфорде, — это библиотека. Иногда он забирал сразу по шесть книг, записывая их и на себя, и на своего отца. Вскоре, ввиду постоянного пренебрежения Лоуренса изучением обычного курса, ему было предложено защитить диссертацию по какому-либо специальному вопросу. Он выбрал «Влияние Крестовых походов на средневековую военную архитектуру Европы» и вскоре пришел к выводу, что в рамках подготовки этой работы ему совершенно необходимо осмотреть не только европейские укрепления, но и замки крестоносцев в Сирии, в то время территории Османской империи.
Научный руководитель Лоуренса профессор Хоггарт считал затею трудновыполнимой, указывал, что летние каникулы — плохое время для подобного путешествия и что потребуются значительные расходы на носильщиков и на лагерное оборудование. Как видно, тогда он еще плохо знал своего ученика. Лоуренс ответил, что собирается идти пешком и один, а это обеспечит ему гостеприимство в тех деревнях, через которые он будет проходить. Профессор возразил, что это, скорее всего, приведет к немедленному аресту пылающего энтузиазмом историка недоверчивыми турецкими властями. Лоуренс учел эту возможность и обратился к лорду Керзону, бывшему вице-королю Индии и будущему министру иностранных дел Великобритании, страстному любителю старины, как западной, так и восточной. Тот, обнаружив родственную душу, пришел в восторг и выхлопотал для Лоуренса у турецкого правительства открытое письмо к своим губернаторам в Сирии с просьбой оказывать путешественнику всяческое содействие. «Это, — заметил Лоуренс, — несомненно, будет довольно пикантным паспортом для бродяги, странствующего по Сирии».
Дополнительной целью поездки было изучение хеттской старины, что было областью научных интересов Хоггарта. Арабский язык Лоуренс изучил еще в школе на волне своего увлечения Саладином и надеялся значительно усовершенствовать свои навыки на месте. Он посетил и сфотографировал в деталях более 50 развалин замков Сирии, собрал коллекцию хеттских печатей и весьма расширил познания в арабском языке за счет практики разговоров в сирийских деревнях, где он обычно останавливался на ночлег.
В отличие от других англичан, он очень легко сходился с местным населением. Его биограф, известный британский военный историк Лиддел Гарт, считал, что не в последнюю очередь это удавалось потому, что Лоуренс был крайне равнодушен к внешнему комфорту и «не имел никаких свойственных европейцам предвзятых мнений о невозможности пользоваться рукой вместо ложки и вилки». «Моя бедность, — говорил сам Лоуренс, — позволила мне изучить те массы, от которых богатый путешественник отрезан своими деньгами и спутниками. Я окунулся в самую гущу масс, воспользовавшись проявлением ко мне их симпатий».
Получившаяся в итоге диссертация произвела большое впечатление на академическое сообщество и была отмечена наградой. Хоггарт настоял на том, чтобы Лоуренсу в дальнейшем предоставили стипендию, включающую средства на научные поездки, и пригласил его принять участие в экспедиции Британского музея в долину Верхнего Евфрата, где предполагали обнаружить древний город хеттов. Именно в этой экспедиция исключительная способность Лоуренса поддерживать хорошие отношения с туземными рабочими была впервые отмечена коллегами.
Период с 1911 по 1913 гг. Лоуренс провел в путешествиях по Среднему и Ближнему Востоку, занимался фотографией, изучением скульптуры и утвари и перепиской древних надписей. А поскольку получаемая им стипендия была очень невелика, он порой брался за совершенно непрестижную работу. Во время продолжительных зимних наводнений или в периоды летней жары он иногда возвращался в Англию, но ненадолго, а порой оставался один на раскопках. Хижину, в которой он жил, называли в шутку «Оксфордом на Евфрате». Там была богатейшая библиотека.
Довольно быстро Лоуренс настолько далеко продвинулся в своих этнографических изысканиях, что легко мог сойти за местного, даже при своей самой что ни на есть европейской внешности. Он был белокурым и голубоглазым, но население Сирии очень смешанное, а общеизвестная любовь южных мужчин к блондинкам накладывала некоторый отпечаток на расовый тип многонациональной Османской империи. «Я никогда не мог сойти за араба, — признавался Лоуренс, — но меня легко принимали за одного из туземцев, говорящих по-арабски». Однажды он был даже арестован по подозрению в дезертирстве из турецкой армии и провел ночь в местной тюрьме.
Как-то раз исследовательская работа Лоуренса привела его с коллегами в те края, где велось строительство Багдадской железной дороги. Эта дорога была на тот момент гвоздем программы в политических новостях. Ее строительство затеяла Германия, и кайзер Вильгельм, чтобы иметь возможность беспрепятственно проложить дорогу, в числе прочего обещал Англии не вмешиваться в англо-бурскую войну.
Постройка дороги вызвала беспокойство в России, так как дорога, в случае северного варианта пути, позволила бы быстро перебрасывать войска на кавказскую границу. Для предотвращения этого сценария российские дипломаты заключили ряд договоренностей с Турцией, ограничивающих права Германии. Окончательно немецкую концессию оформили в 1903 г. В 1911 г. между Россией и Германией было заключено Потсдамское соглашение, по которому Россия обязалась не препятствовать постройке железной дороги «Берлин — Багдад» в обмен на признание российских интересов в Иране. Теперь забеспокоились уже в Лондоне, особенно, когда речь зашла о продолжении Багдадской железной дороги к Персидскому заливу.
В то время, когда неподалеку от строящейся ветки появились английские археологи, у немецких инженеров решительно не складывались отношения с туземным персоналом. Дело дошло до бунта, один из рабочих-курдов был убит в перестрелке. Совсем уже кровавую развязку вроде бы предотвратил Лоуренс, который убедил курдов принять вознаграждение за убитого и продолжить работу. Во всяком случае, так считали турецкие власти, которые объявили англичанам благодарность за прекращение беспорядков и даже хотели представить их к награде. Немцы, однако, благодарности турок не разделяли. Они считали, что источником неприятностей, которые они испытали со своими туземными рабочими, был Лоуренс, который слишком хорошо управлялся со своими. Потом немцы стали подозревать Лоуренса в подготовке саботажа строительства дороги или по крайней мере в шпионаже. Трудно сказать, насколько справедливы были эти подозрения, однако не понимать значения дороги он не мог. Труды по стратегии и тактике, не только средневековой, но и современной, всегда составляли значимую часть его библиотеки.
Следующая научная поездка Лоуренса уже совершенно точно имела отношение к деятельности британских спецслужб. Под видом археологических раскопок решили провести разведывательную операцию в Синае у границ Египта. Кроме Лоуренса, в ней принял участие Чарльз Вулли, тот самый, что потом прославился раскопками столицы Эхнатона и шумерского города Ура, а со стороны военных — саперный капитан по фамилии Ньюкомб. Вот не удивлюсь, если с точки зрения археологов это выглядело так, что это они под видом необходимости маскировки разведывательной операции выбили финансирование на проведение раскопок.
Поджидавший ученых в Бершебе Ньюкомб был приятно удивлен, встретив не почтенных седовласых академиков, а молодых парней с авантюрной жилкой. Лоуренсу в то время было двадцать пять, но, говорят, на вид ему трудно было дать больше восемнадцати. Группа очень плодотворно (по обоим направлениям) поработала на Синае и совершила незапланированный рейд в окрестности Акабы, города, которому предстояло сыграть важнейшую роль в карьере Лоуренса, о чем он пока не догадывался. Самое забавное, что аккуратно справившись с военной разведкой, Лоуренс едва не погиб при несанкционированном местными властями проникновении в руины крепости своих любимых крестоносцев.
На дворе стоял 1914 г. До начала Первой мировой войны оставались считанные месяцы. О роли, которую предстояло сыграть в этом глобальном конфликте Османской империи, очень хорошо рассказал Лиддел Гарт: «Наилучшей иллюстрацией исторических курьезов могут послужить дипломатические отношения, существовавшие между Англией и Турцией на протяжении всего XIX столетия. Англия, заинтересованная в неприкосновенности Турции, в особенности от посягательств на нее со стороны России, помогала ей оружием. По временам же Турция поносилась и наказывалась за свои промахи морального порядка. Однако в начале XX столетия эти отеческие взаимоотношения были нарушены вторжением нового «поклонника», который предложил Турции опереться на его сильную руку, обещая избавить ее от христианских нравоучений. Турция поддалась на эти обещания. Когда же новый друг (Германия) в начале мировой войны — в августе 1914 г. — вступил в драку со старым опекуном, боязнь России и вера в могущество Германии заставили Турцию в конце октября выступить с оружием в руках против Англии.
Для Германии и Австрии это оказалось большим плюсом. Черное море, через которое Россия могла снабжаться боевыми припасами, оказалось запертым. Это же обстоятельство позволило им прикрыть выход на Балканах и обещало отвлечение части английских и русских сил. Однако сама Турция была чрезвычайно уязвима, так как, образно выражаясь, ее голова и шея, расположенные на краю Европы, находились в опасности быть отрезанными, а ее распростертое в Азии тело было предрасположено к параличу.
Дарданеллы охраняли подступы к Константинополю, но их укрепления были устарелыми и недостаточными, в то время как два единственных военных завода Турции находились на берегу моря и легко могли быть уничтожены противником. Что касается самой Турецкой империи, то ее слабость заключалась, во-первых, в растянутой и легко подверженной захвату сети железнодорожных сообщений, во-вторых, в мятежном настроении входивших в ее состав национальностей, и в особенности арабов.
Железнодорожная сеть Турции образовывала громадную букву «Т», горизонтальная черта которой, простиравшаяся от Константинополя через Алеппо к Багдаду, была еще далеко не доведена до конца, вертикальная же линия, протяжением около 1 750 км, тянулась вниз через Сирию к расположенному на восточном берегу Красного моря Хиджазу, имея своим конечным пунктом Медину.
Ход борьбы в значительной степени зависел от того, насколько противникам Турции удастся воспользоваться свойственной ей слабостью для уменьшения тех тяжелых последствий, которые были вызваны ее вступлением в войну против них. Результат же, в свою очередь, в значительной степени определялся влиянием на союзников германской теории прошлого века, известной под названием «доктрины Клаузевица», о том, что все усилия и все силы должны быть по возможности сконцентрированы на главном театре войны против главного врага. Благодаря рабской приверженности этой доктрине, которая с течением времени превратилась в догму, стратеги союзников упустили возможность, предоставлявшуюся им слабостью Турции, дав ей время на преодоление этой слабости и на развитие ее собственных активных действий.
Решение избегать отвлечения сил на второстепенные задачи привело союзников с фатальной иронией к более расточительному расходованию сил на третьестепенные задачи оберегания самих себя, в особенности в Египте, против опасности со стороны турок. В первый год войны англичане неоднократно пытались прорваться через Дарданеллы силами, которые всегда запаздывали и к тому же были слишком недостаточны. Когда же в 1915 г. было решено начать отступление, англичане задумали альтернативный план перехвата железнодорожной сети, имевшей вид буквы «Т», возле ее соединения. Однако едва этот проект зародился, как со стороны английского генерального штаба возникли возражения, подкрепленные в дальнейшем наложением Францией политического «вето» на вторжение англичан в Сирию».
Итак, Османская империя из доставляющего хлопоты подопечного на глазах превращалась во врага Британии, и Лоуренс как никто видел и понимал слабые стороны этого врага. Турки вот уже далеко не первое столетие были гегемоном мусульманского мира, но вовсе не они стояли у его истоков. Ислам породили арабы, и они же сотворили в VII–VIII вв. первый Халифат, объединив именем Мухаммеда огромные территории. А теперь они занимали подчиненное по отношению к туркам положение, что не могло не быть потенциальным источником конфликта. Притом существует не лишенное некоторых оснований мнение, что приход турок знаменовал собой начало упадка мусульманского мира, который при гегемонии арабов был впереди планеты всей в области культурного развития.
В своей книге «Семь столпов мудрости» Лоуренс описывает сложившуюся перед Первой мировой войной ситуацию следующим образом: «Арабский язык был изгнан из судов и учреждений, в том числе правительственных, и из высшей школы. Арабы могли служить только государству, жертвуя своими национальными особенностями. Эти меры подспудно отвергались. Семитский протест заявлял о себе многочисленными восстаниями в Сирии, Месопотамии и Аравии против самых грубых форм турецкого внедрения, проявлялось также и сопротивление наиболее коварным попыткам абсорбции. Арабы не желали поступаться своим богатым, гибким языком в пользу грубого турецкого: наоборот, они привносили в турецкий язык множество арабских слов и хранили сокровища своей литературы. Они утратили свою географическую принадлежность, национальную, политическую и историческую память, но тем сильнее держались своего языка, утвердив его почти на всей территории отечества. Первейшей обязанностью каждого мусульманина было изучение Корана, священной книги ислама и одновременно крупнейшего памятника арабской литературы.
Сознание того, что эта религия принадлежит ему, и только ему дано понять и применять ее на практике, определяло для каждого араба оценку деятельности турок. Потом (в 1908 г. — Н. Б.) произошла турецкая революция, падение Абделя Хамида и утвердилось верховенство младотурок.
Для арабов горизонт на короткое время расширился. Движение младотурок было мятежом против иерархической концепции ислама и панисламистских теорий старого султана, который, добиваясь положения духовного вождя всего мусульманского мира, надеялся стать и его светским правителем. Молодые политики восстали и бросили его в тюрьму, побуждаемые всплеском конституционалистских теорий суверенного государства…
Младотурки, ободренные первыми успехами, увлеклись логикой своих принципов и в знак протеста против панисламистской идеи проповедовали османское братство. Легковерные из числа подвластных им народов — гораздо более многочисленных, чем сами турки, — поверили, что их призывают к сотрудничеству во имя строительства нового Востока.
Устремившись к этой цели (и начитавшись Герберта Спенсера и Александра Гамильтона), они выдвинули идейные платформы радикальных перемен и провозгласили турок своими партнерами. Турки, напуганные силами, которым невольно позволили заявить о себе, задавили эти очаги так же внезапно, как дали им разгореться. Они провозгласили лозунг «Yeni Turan» — «Турция для турок».
Впоследствии эта политика обратит их усилия на освобождение тюркского населения, находившегося под властью России в Средней Азии, однако прежде всего они должны были очистить свою империю от подвластных им народов, которые сопротивлялись режиму. Прежде всего следовало разделаться с арабами, крупнейшим чуждым компонентом Турции. Соответственно, были разогнаны арабские депутаты, объявлена вне закона арабская знать. Арабские выступления и арабский язык подавлялись Энвер-пашой более жестоко, чем это делал до него Абдель Хамид».
На таком раскладе было грех не сыграть, и британские спецслужбы начали вынашивать далеко идущие планы.
Статья была опубликована в январском номере журнала "Наука и техника" за 2017 год
