Роберт Фицрой — капитан «Бигля» и основоположник научной метеорологии.
Часть 1

Потомок королей и адмиралов

По своему происхождению Роберт Фицрой принадлежал к высшим аристократическим кругам Британии. Основателем его рода был герцог Графтон, внебрачный сын короля Карла II и очаровательной Барбары Вильерс, следовательно, в жилах капитана «Бигля» текла королевская кровь. Фицрои были младшей ветвью этой семьи, они не наследовали герцогский титул, но свято чтили её традиции. Первый герцог Графтон стал адмиралом и погиб двадцати семи лет от роду на борту своего корабля во время штурма Корка в 1690 г. Многие его потомки также избирали морскую карьеру. Роберт, второй сын в семье, родился в 1805 году, году Трафальгарской битвы, и его судьба была предопределена.  В двенадцатилетнем возрасте он поступил в Королевское военно-морское училище в Портсмуте.

В годы, на которые приходится ученичество Фицроя, важное дело руководства портсмутским училищем было возложено на священника Джеймса Инмена, величайшего знатока античной словесности и артиллерийского дела, а также составителя навигационных таблиц, которыми с благодарностью пользовалось не одно поколение морских офицеров (английские священники часто проявляли себя в самых неожиданных областях человеческой деятельности). В числе предметов, включённых Инменом, в обязательный курс обучения были: фортификация, теория баллистики, законы изгиба поверхностей, механика, гидростатика, астрономия, география, история мореплавания и морских открытий, общая история, античная словесность, английский и французский языки. Курс был рассчитан на три года. Роберт Фицрой стал одним из лучших учеников. Когда пришло время сдавать экзамен на первый офицерский чин, он получил высший бал за все ответы и был удостоен золотой медали. В училище его ставили в пример нескольким поколениям будущих морских офицеров.

 

Пройдя курс подготовки в Портсмуте, Фицрой служил гардемарином, а затем мичманом на корабле «Оуэн Глендоуэр». Мичманская служба — суровая школа. Юные отпрыски аристократических фамилий, предполагающие сделать морскую карьеру, жили на корабле не в лучших условиях, чем простые матросы. Им отводилось тесное неудобное помещение, питание было очень простым, и хуже того, весьма скудным. Но оглядываясь на этот период своей жизни, Фицрой вспоминал не одни только трудности.  Будучи мичманом, он впервые пересёк Атлантический океан и побывал в Рио-де-Жанейро. Позже он будет писать о впечатлении, которое произвёло на него это плавание и тропический порт:

«Только что село солнце, на западе показались высокие синие горы, и мы, подгоняемые попутным ветром, быстро приближались к земле. Море было совершенно спокойным, и, так как ветер дул в корму, мы делали тринадцать узлов в час. Наступила ночь и, как всегда в тропиках, когда небо покрыто облаками и ни луна, ни звёзды не рассеивают густой мрак, всё поглотила тьма; за кормой тянулась длинная и абсолютно ровная сверкающая дорожка — след быстрого движения корабля , а вокруг носа  до самого конца бушприта взлетала искрящаяся пена, при свете которой можно было читать».

Что до места, где они высадились, то оно, по словам Фицроя, напоминало «гигантскую оранжерею, так великолепны и душисты были там кусты, такие экзотические росли там цветы и деревья».

 

В 1824 г. девятнадцатилетний Фицрой, имея за плечами уже немалый опыт плаваний, получил чин младшего лейтенанта и назначение на «Фетиду», корабль, охранявший корнуэльский берег от контрабандистов. Это скучное на первый взгляд занятие было хорошей школой, так как берега Корнуолла по большей части скалисты, а море возле них неспокойно. Иногда случалось, что «Фетиду» отзывали с рутинного патрулирования, чтобы доставить к месту назначения какого-нибудь дипломата, так что команда имела случай побывать в Средиземном море и у берегов Южной Америки.

 

Одновременно с Фицроем назначение на «Фетиду» получил мичман Саливан, также выпускник Портсмутского Королевского училища. За годы учёбы Саливану неоднократно ставили в пример выпустившегося пятью годами раньше Фицроя, и когда оба они оказались на «Фетиде», между четырнадцатилетним мичманом и девятнадцатилетним лейтенантом завязалась дружба, которая продолжалась и позже, когда оба они оказались на «Бигле».  Саливан вспоминал о своём старшем товарище:

«Он был очень добр ко мне, предложил пользоваться его каютой и книгами... Он руководил моим чтением и поощрял занятия наблюдениями, необходимыми в навигации, ибо только так знания, полученные мной в училище, могли принести мне пользу».

В августе 1828 г. Фицроя перевели на флагманский корабль «Ганг» под командование адмирала Отуэя, который был знаменит тем, что сражался вместе с Нельсоном под Копенгагеном. Новый офицер произвёл очень хорошее впечатление на адмирала и через три месяца Фицрой был назначен капитаном «Бигля».

 

История «Бигля» 

Обстоятельства, в силу которых бригу «Бигль» понадобился новый капитан, были трагическими. Предыдущие два года это судно в составе небольшой эскадры находилось в распоряжении капитана Филиппа Кинга, который руководил гидрографическими исследованиями берегов Южной Америки. В задачу экспедиции входило составление подробной карты береговой линии от Ла-Платы до острова Чилоэ (Ла-Плата находится на восточном побережье южноамериканского континента на 35 градусе южной широты, Чилоэ лежит у западного побережья на 43 южной параллели). Выполнение поставленной задачи в полном объёме требовало изнурительного труда и часто было сопряжено с риском для жизни. Указанный район изобилует сложными для навигации местами. Съёмку берега чаще всего производили с баркасов, спускавшихся с борта кораблей. Случалось, что в штиль корабли приходилось отводить к единственной поблизости удобной якорной стоянке на буксире за гребным баркасом, что называется вручную.

На второй год плавания Кинг отправил «Бигль», которым командовал капитан Стокс, на западное побережье. Кораблю предстояло пройти сотни миль в два конца по узкой полосе между островами и прибрежными скалами. Это путешествие не походило не только на увеселительную прогулку, но и на увлекательное приключение.  Находясь на той же широте в южном полушарии, на которой в северном находится Лондон, люди не переставали удивляться, насколько здесь холоднее и промозглей, чем в английской столице, которая, между прочим, тоже не славится здоровым климатом. Всё время лил дождь, команда страдала от ревматизма, лёгочных заболеваний, цинги. Общее впечатление от местных пейзажей лучше всего передавалось словами: одиноко, уныло, голо, мрачно.  Опасное плавание по узкой полосе вдоль изрезанной, неизученной береговой линии держало в постоянном напряжении и измотало всех и в особенности капитана, который, чувствуя ответственность за команду, начинал осознавать свою несостоятельность. В довершение всего вороватые туземцы умудрились украсть с «Бигля» вельбот, что сделало поставленную задачу почти невыполнимой.

 

Постепенно капитан Стокс впал в глубокую депрессию. В его личном дневнике начали появляться записи, полные отчаяния: «Даже птицы избегают этого мрачного пустынного места!», «Человек жив, но душа его умерла». Последняя фраза — строка из стихотворения прославленного английского поэта Джеймса Томсона.

 

Во время обратного пути на юг бриг продвигался вдоль побережья настолько медленно, что это едва не привело к голоду. На последнем этапе капитан практически устранился от командования. В конце концов «Бигль» достиг бухты Фэним в Магеллановом проливе, где его ждал «Адвенчер», второй корабль эскадры, но капитану это не помогло. Надломленный душевно, он не мог думать о продолжении плавания без ужаса. На другой день после встречи с «Адвенчером» Стокс застрелился. 

 

Первая гидрографическая экспедиция Фицроя

После трагического инцидента в Магеллановом проливе Филипп Кинг принял решение вести эскадру в Рио-де-Жанейро, где участники гидрографической экспедиции могли бы отдохнуть и подлечиться. Он направил начальству сообщение о случившемся и сопроводил его просьбой отдать командование «Биглем» лейтенанту Скайрингу, ранее занимавшему должность помощника капитана. Но на верху рассудили иначе. По рекомендации адмирала Отуэя капитаном осиротевшего брига был назначен Роберт Фицрой.

Хотя офицеры британского флота начинали свою карьеру очень рано, то, что в двадцать три года Фицрою удалось получить под своё командование гидрографическое судно,  свидетельствует о его блестящих способностях и безупречной репутации. Ещё больше о личных качествах нового капитана говорит то, что хотя его назначение шло вразрез с планами командира экспедиции и разрушало честолюбивые надежды Скайринга, он быстро нашёл общий язык с ними обоими.  Кинг писал:

«Капитана Фицроя сочли достаточно компетентным, чтобы поручить ему командование «Биглем». Хотя я не мог не сочувствовать лейтенанту Скайрингу, жестоко обманутому в своих надеждах, у меня не было никаких причин быть недовольным Фицроем».

Что касается Скайринга, то он остался на «Бигле» в прежней должности помощника, и нет никаких сведений о том, чтобы между ним и капитанам когда-либо возникали недоразумения.

 

При всём, при том, обстоятельства вступления Фицроя в должность никак не назовёшь безоблачными. Он должен был отлично сознавать, что перед ним стоит крайне сложная задача, которая уже свела в могилу его предшественника, что вполне могло сойти за зловещее предзнаменование.  По понятным причинам настроение на судне было подавленное. Матросы шептались, что ночами по кораблю бродит призрак погибшего капитана. От суеверного страха не были свободны, несмотря на полученное образование, и молодые офицеры. Об атмосфере, царившей тогда на «Бигле» может дать представление эпизод, описанный в мемуарах Саливана, получившего разрешение служить под началом капитана Фицроя.  Саливан повествует, как однажды он остался на судне вдвоём с напарником, а вся команда, как они думали, была отпущена на берег.  Из его рассказа явствует, что молодым людям, уже прошедшим штормы и тайфуны, было очень страшно ночью на опустевшем «Бигле». Вначале они увидели, как дверь капитанской каюты покачивается взад-вперёд. Более решительный Саливан направился её затворить, и тут у него погас фонарь. В наступившем жутком мраке, мичманы услышали, как у них над головой поскрипывают под чьими-то ногами доски палубы. «Привидение! Оно спускается к нам!» –  запаниковал напарник Саливана. «И тут, –  рассказывает Саливан, – на перекладине трапа показалась голая ступня, затем другая. Я вскинул руки и обхватил обе лодыжки». Результат этого отчаянно-смелого поступка оказался неожиданный. Сверху раздался истошный вопль: «Привидение! Меня поймало привидение!». Как выяснилось, это был один из матросов, не попавший в последний баркас, ушедший на берег.

 

Забавный инцидент отчасти развеял меланхолию команды, которой вскоре предстояло бороться не с воображаемыми, а с реальными опасностями. В начале 1829 г. «Бигль» двинулся на юг, чтобы продолжить гидрографическую съёмку, и почти сразу же попал в жестокий шторм. Накануне шторма имевшийся на судне барометр, как и положено, показал резкое снижение давления, но в те времена показания этого прибора не связывали с грядущим изменением погоды, а лишь использовали для фиксации наблюдений за её нынешним состоянием. Во всяком случае, возможность предсказывать погоду с помощью барометра не считалась очевидной. Фицрой не принял мер предосторожности, за что и поплатился. Во время шторма «Бигль» изломал реи, едва не перевернулся, изрядно черпнув воды, и потерял двух матросов. Позже никто и не думал винить в этом капитана, согласно всеобщему мнению, он действовал вполне адекватно, а «Адвенчер», которым командовал Кинг, пострадал ещё больше, но сам Фицрой запомнил этот случай надолго.

 

Когда эскадра оправилась после шторма, Кинг велел Фицрою идти к Магелланову проливу и заняться подробным картографированием его малоисследованной западной части.

 

Магелланов пролив — один из самых сложных гидрографических объёктов на Земле.  Простоты ради его называют проливом, но на самом деле он представляет собой сложный лабиринт проливчиков, лагун, заливов, островов и мысов. В этом лабиринте имеются узости, в которых сложные течения, переменчивые ветры и заросли водорослей создают серьёзные сложности мореплавателям. Когда «Бигль» достиг первой узости, капитан Фицрой впервые завоевал уважение команды, ловко проскочив место, у которого капитану Кингу когда-то пришлось задержаться на три дня. Маленькая победа всем подняла настроение. Атмосфера этой экспедиции разительно отличалась от предыдущей, хотя условия были не лучше.

Вскоре Фицрой пришёл к выводу, что эффективно вести съёмку с борта брига невозможно. Он принял решение на время оставить «Бигль» и исследовать лабиринт заливов и заливчиков на двух шлюпках. Предполагалось, что на работу уйдёт месяц. В отчёте о плавании об этом эпизоде написано следующее: «Мы запаслись провиантом и всем прочим, достаточным для месячного плавания. Воды взяли мало, рассчитывая, что в тамошних сырых местах будет нетрудно пополнить её запасы. Поверх одежды у всех нас были комбинезоны  из промасленного брезента или парусины, на головах вместо шляп — зюйд-вестки». Места оказались ещё более сырыми, чем ожидали гидрографы. Дождь лил как из ведра, не переставая, промасленный брезент промокал насквозь, развести костёр стоило великих трудов, а то и вовсе не удавалось. Потом наступили холода, отсыревшие плащи за ночь замерзали и торчали колом. И всё же, вспоминая те времена, Фицрой утверждал, что «никогда не спал так крепко и не чувствовал себя так превосходно». В редкие солнечные дни, он заставлял команду собирать на берегу ягоды барбариса, чтобы защититься от цинги, и купался в холодном море.

 

Лишь два матроса, участвовавшие в экспедиции на шлюпках заболели. Им была оказана быстрая и действенная помощь.

 

Кроме ставших уже привычными трудностей случались и по-настоящему опасные ситуации. Однажды, когда шлюпка Фицроя пересекала крупный залив, названный им в честь адмирала Отуэя, налетел внезапный шквал. Крутые волны заливали тяжёлый вельбот, который очень низко сидел в воде. Команде ничего не оставалось делать, как выбросив за борт лишнюю тяжесть (это оказался мешок с топливом), развернуть судёнышко носом против ветра и так держаться. Пять часов моряки с «Бигля» налегали на вёсла и вычёрпывали воду. Наконец, ветер утих, так же внезапно, как и начался. Оказавшись на берегу, многие признавались, что не надеялись больше ступить на твёрдую землю.

 

Через месяц и один день моряки вернулись на «Бигль», имея все основания гордиться проделанной работой.  Вскоре Фицрой вывел бриг из Магелланова пролива в Тихий океан и взял курс на остров Чилоэ, где его должен был ждать Кинг. Плавание вдоль западного побережья, ставшее год назад роковым для капитана Стокса, на этот раз прошло благополучно, без особенных задержек.

 

Отдохнув на острове Чилоэ, где имелись признаки цивилизации, члены гидрографической экспедиции получили задание на следующий, 1830 г.  Фицрой должен был идти обратно на юг и подробно исследовать архипелаг Огненная Земля, отделённый от южноамериканского континента Магеллановым проливом.  По уровню сложности работа не уступала прошлогодней.  Огненная Земля состоит из одного крупного острова и множества мелких островков, разделённых узкими проливами. Фицрой жаловался, что имеющаяся у него карта этого района «испещрённая звёздочками, отмечающими подводные скалы, скорее похожа на карту звёздного неба». Но хуже всего было то, что эта карта не была вполне точной и подробной, и в задачу команды «Бигля» как раз и входило её уточнит.

 

Большую часть гидрографических работ, как и в прошлом году, приходилось производить с помощью вельботов, оставив бриг на удобной стоянке. Как и в прошлом году, погода была отвратительной, но к старым привычным проблемам прибавилась новая — отношения с туземцами. Моряки и раньше сталкивались с коренными жителями этих мест, но нравы огнеземельцев, обживших берега Магелланова пролива несколько отличались от тех, что обитали в глубине архипелага.  Последние вели себя гораздо агрессивнее. Правда, до поры до времени, они не угрожали жизни, а только имуществу гидрографов. Вначале тащили на стоянках всё, что плохо лежит, потом, обнаглев, стали нападать на отставших от своих моряков и отбирать у них верхнюю одежду. Ситуация усугублялась тем, что незнакомые с огнестрельным оружием дикари, не испытывали перед ним особого страха, а демонстрировать свои возможности в полном объёме англичане не хотели.

 

За 5 февраля 1830 г. в дневнике Фицроя имеется следующая запись: «Сегодня в три часа утра меня подняли с койки и сообщили, что вельбот украден туземцами».

 

Дело было так. Отправившаяся на вельботе группа, во главе со штурманом, остановилась лагерем в небольшой бухте в одном дневном переходе от «Бигля», с тем, чтобы наследующий день продолжить съёмку.  Проснувшись утром, они обнаружили, что вельбот исчез. Положение было весьма затруднительным. Люди оказались запертыми на небольшом островке без всяких плавсредств и почти без продовольствия.  Могло пройти довольно много времени, прежде чем их хватились бы на корабле.

 

Всё же матросы «Бигля» были не лыком шиты. Из ивовых прутьев и парусины они смогли соорудить какую-никакую лодчонку и послать за помощью. В ночь на пятое февраля трое членов команды похищенного вельбота добрались до брига и подняли на ноги капитана.

 

На выручку товарищам отправили второй вельбот, который вёл сам Фицрой. Достигнув места происшествия, капитан не оставлял надежды отыскать похищенную шлюпку, которая была совершенно необходима для успешного ведения гидрографических работ, и тщательно обшарил окрестности, осматривая бухты и обыскивая попадающиеся ему жилища и лодки огнеземельцев. Некоторые следы похищенного вельбота ему обнаружить удалось. В двух милях от места похищения, у покинутого вигвама матросы нашли срубленную мачту, в одном из захваченных каноэ — обрывок линя, но само судно как в воду кануло. В конце концов капитан принял решение найти удобную стоянку и заняться строительством нового вельбота.

 

В то время у Фицроя уже возникла одна идея, осуществлению которой он отдал немало сил впоследствии. Дело в том, что поиски пропавшей шлюпки привели к многочисленным контактам с туземцами. К большому сожалению капитана «Бигля», контакты эти в основном не были дружескими. Англичане врывались в селения огнеземельцев, учиняя там обыск. Те в ответ засыпали пришельцев градом камней. В результате появились раненые с обеих сторон, один огнеземелец был убит.

 

Между тем, жители Огененной Земли давно вызывали интерес и сочувствие Фицроя. Ещё во время первого плавания в Магеллановом проливе он стремился общаться с ними, будучи неплохим художником, нарисовал с туземцев несколько портретов. Фицрой первым начал составлять словарь языка огнеземельцев, сделал их подробное описание. Экспедиции в глубину архипелага ещё больше укрепили этот интерес, капитан не уставал поражаться суровым условиям жизни обитателей этих островов на краю земли.

 

В ходе «военных действий», связанных с поисками вельбота, образовалось некоторое количество пленных, которых держали на «Бигле» и довольно неудачно пытались использовать в качестве заложников и посредников.

«Я пришёл к убеждению, – писал Фицрой, – что пока мы не выучим языка местных жителей, а они не познакомятся с нами, мы ничего не узнаем ни о них самих, ни о внутренних районах страны». 

В связи с этим ему пришла в голову мысль оставить нескольких дикарей на корабле, привезти в Англию, обучить языку, христианской вере и наиболее полезным навыкам цивилизованного человека. Затем огнеземельцев нужно будет вернуть на родину, чтобы они просвещали своих соотечественников и служили посредниками между ними и цивилизованным миром. 

 

Когда «Бигль» покидал Огненную Землю на его борту находились четыре туземца, которым англичане придумали новые имена, связанные с различными обстоятельствами их знакомства: Йорк Минстер (26 лет), Боут Мемори (20 лет), Джеймс Баттон (14 лет), Фуэнгия Баскет (9 лет, девочка). Огнеземельцы отправились в путь добровольно, поверив честному слову капитана, что через несколько лет он вернёт их домой. В июне 1830 г. Фицрой встретился с Кингом, а 6 августа эскадра вышла из Рио-де-Жанейро, направляясь домой, в Англию. Первая гидрографическая экспедиция капитана Фицроя благополучно завершилась.

 

Огнеземельцы в Англии

После возвращения на родину, главной заботой Фицроя стали привезенные им индейцы. Он подробно объясняет свои мотивы в письме Филиппу Кингу:

«Когда пришло время покидать Огненную Землю, я решил задержать этих четырёх туземцев на борту корабля, так как, насколько я мог судить, они были веселы и довольны своим положением. Я подумал, что даже недолгое пребывание огнеземельцев в Англии может принести большую пользу. Они едят и одеваются так же, как матросы, и сейчас, как и во всё время пребывания на корабле, здоровы и бодры. Они знают, почему их увезли, и ожидают прибытия в Англию с не меньшим нетерпением, чем в дальнейшем возвращения на родину.
Если относительно этих людей не будет особых распоряжений, я послежу за тем, чтобы они получили соответствующее образование, а по прошествии двух или трёх лет пошлю или сам отвезу их на Огненную Землю, дав им как можно больший запас вещей, которые окажутся там полезны и хоть немного улучшат положение их соотечественников, которые недалеко ушли от бессловесных тварей».

О затее Фицроя было доложено в адмиралтейство, и оттуда ответили, что «лорды адмиралтейства не возражают против намерения капитана 3 ранга Фицроя взять под своё покровительство и надзор этих четырёх людей и со своей стороны предоставят ему всё необходимое для их содержания и обучения в Англии, а также для их отправки домой». Таким образом, всё дело приобрело официальный характер.

 

Фицрой был полон энтузиазма, но когда «Бигль» достиг Европы, произошло несчастье, омрачившее всё начинание. Один из огнеземельцев, Боут Мемори, заболел оспой и вскоре умер. Едва ли в произошедшем была чья-либо вина. Всем четырём пассажирам «Бигля» были сделаны прививки, они могли пользоваться услугами квалифицированных врачей военного госпиталя в Плимуте. Почему это не спасло Боута, можно только гадать. Его смерть была несчастным случаем, жертвой которого мог стать любой. Троих оставшихся в живых огнеземельцев задержали в госпитале, но предосторожность оказалась излишней. Они были абсолютно здоровы.

 

Подопечных Фицроя определили в приходскую школу, где они в течение десяти месяцев учились грамоте вместе с английскими детьми. Для жилья им выделили помещение в доме учителя. Кроме английского языка и основ христианского вероучения гости с далёкого южного архипелага осваивали садоводство, хлебопашество и работу с инструментами. 

 

Тем временем, Филипп Кинг, представляя в адмиралтействе составленные в ходе плавания карты, присовокупил к ним восторженный отзыв о блестящих способностях капитана «Бигля». Фицрой и находящиеся под его опекой индейцы получили аудиенцию у короля Великобритании. Монарх принял капитана очень доброжелательно и задал множество вопросов о родине огнеземельцев и о том, как проходила экспедиция. Поскольку работа по картографированию южной оконечности Америки далеко ещё не была окончена, в скором времени предполагали послать повторную экспедиции. Собравшийся в отставку Кинг горячо рекомендовал поручить её общее руководство Фицрою.

 

Казалось, всё шло как нельзя лучше, но внезапно планы адмиралтейства изменились.  Дальнейшую съёмку береговой линии Южной Америки было решено отложить. Новость очень встревожила Роберта Фицроя, главным образом потому, что он лишался возможности вернуть огнеземельцев на родину, как он им это обещал. Он настойчиво писал в адмиралтейство:

«Поскольку мне дали понять, что в Южную Америку буден послан корабль для продолжения гидрографических съёмок, я надеялся, что мои подопечные окажутся полезными в качестве переводчиков и помогут расположить к нам своих соплеменников, а быть может, и установить постоянный контакт. Я думал, что если мы снабдим их домашними животными, семенами, орудиями труда и тому подобным и поселим их с несколькими из их соплеменников на плодородных землях в восточной части острова, куда подход со стороны моря лёгок и безопасен, то через несколько лет наши корабли, идущие из Атлантического в Тихий океан, смогут получать свежие продукты, а также топливо и пресную воду».

В случае, если повторная экспедиция назначена не будет, Фицрой просил предоставить ему годичный отпуск, чтобы он мог самостоятельно отправится к Огненной Земле и сдержать слово, которое дал своим подопечным.

 

Просьба капитана об отпуске была удовлетворена. Будучи довольно состоятельным человеком, Фицрой на собственные средства зафрахтовал судно и уже готовился отплыть к берегам Южной Америки, но тут пришла хорошая новость. Кто-то из высокопоставленных родичей, то ли четвёртый герцог Графтон, то ли лорд Лондондерри, надавил по своим каналам, и вопрос об отправке второй гидрографической экспедиции был решён положительно.  

 

Продолжение: Роберт Фицрой — капитан «Бигля» и основоположник научной метеорологии. Часть 2