Оная сентенция вызвала у меня в памяти цитату из «Мастера и Маргариты»: интереснее всего в этом вранье то, что оно — вранье с первого и до последнего слова. Как забота фашистов о своих (концлагеря, евгеника, «киндер фюр фюрер», история с окружением и судьбой 6-й армии, мальчишки из Гитлерюгенд и старики из «клистирных батальонов» — да не одну страницу можно было бы исписать только наиболее известными примерами подобной «заботы»), так и сбережение бронетехники от мин вышеописанным методом (противотанковая мина под человеком не взрывается, потому она и противотанковая). Короче, услышанное показалось мне полной ерундой, и мелькнувшее было намерение выяснить, где и, главное, почему работают такие «квалифицированные» экскурсоводы, зачахло в зародыше. Жалко было тратить на это время и силы. А зря.
С тех пор (а может, раньше я просто внимания не обращал?) все чаще и чаще на самом разном уровне приходилось слышать версии той же «аксиомы» про разминирование. Да, именно аксиомы, ибо применяется оный постулат не как тема для обсуждения, а как решающий аргумент в дискуссиях — так и слышится в нем смачный хлесткий шлепок козырного туза по зеленому сукну.
Наконец, количество перешло в качество: очень захотелось узнать, откуда произрастает эта, совершенно, на первый взгляд, бессмысленная, версия… да нет, уже почти убежденность.
Собственно, долго искать не пришлось — достаточно оказалось нырнуть в недра всемирной паутины. Сразу выяснилось, что огромная пирамида трактовок и выводов практически балансирует на вершине. Последней служит цитата из мемуаров Эйзенхауэра: рассказ Г.К. Жукова о практикуемой в РККА методике форсирования минных полей. При этом работ (в том числе научно-популярных и претендующих на бОльшую степень научности), авторы коих козыряют означенной цитатой, весьма много, а вариантов самой цитаты как бы не еще больше. Чтобы не утомлять читателя, приведу только два примера — так сказать, полярных, с двух флангов охватывающих диапазон вариаций.
Пример первый. «Генерал Жуков сам в ответ на вопрос генерала Эйзенхауэра — «как вы разминируете минные поля?», так и ответил генералу: «Да как? Вот пускаем солдат, они и разминируФедор Чешко ют своими телами». И это самая страшная правда». Сие — отрывок из труда Ю.Латыниной «Кто организовал Вторую Мировую». Забавно, что в интернете оное творение подается под рубрикой «Ликбез» (http://leon-orr.livejournal.com/855373.html; http://for-efel. livejournal.com/375048.html и т.д.). В этом свете одно уже словосочетание «генерал Жуков» заставляет вспомнить старинную сентенцию: «врАчу, исцелися сам». Возможно правда, что госпожа Латынина имеет эксклюзивные сведения о встрече Эйзенхауэра и Жукова до 18 января 1943 г., т.е. даты, когда Георгию Константиновичу было присвоено звание Маршал Советского Союза...
Позволю себе заметить: сомнительное владение предметом, компенсация шаткости своих позиций неистовым (а то и оскорбительным) пылом — все это бросает тень не только на защитника идеалов, но и на сами идеалы тоже. Впрочем, может быть, в том и цель? Может, казачок-то засланный? Вернее, не казачок, а казачкИ. Потому что подобных сочинений — хоть пруд пруди, особенно в интернете. Да-да, я полностью согласен: черпать информацию на сетевых форумах, в живых журналах и прочих интернетовских закоулках не станет ни один серьезный исследователь. А несерьезный? А если вспомнить, откуда в целях экономии времени чаще всего заимствуют познания школьники и студенты? Что? Ах, «Википедия»… Воистину, оптимист — это плохо информированный реалист.
Среди разнообразных ветвей полемики на тему преступного разминирования почему-то весьма часты старания доказать, будто отправка пехоты на минные поля все-таки имела целью сберечь бронетехнику ценой человеческих жизней. При этом чаще всего муссируется тема штрафбатов и упорно забывается, что танк времен ВОВ — это не только железо, но и экипаж (для наиболее распространенных советских конструкций — от трех до пяти человек).
Особенно забавны настойчивые попытки уверить читателей, будто противотанковая мина под человеком все-таки взрывается. Дескать, а вот если на нее прыгнуть… Только представьте себе плотную массу пехотинцев, сосредоточенно прыгающих по полю под огнем неприятеля. В качестве еще одного аргумента приводится «всем известная Камбоджийская рулетка». Не поленился выяснить, что это такое.
Оказывается, 22 марта 1999 г. три друга, жители юго-восточной камбоджийской провинции Свай Ринь, решили развлечься игрой в новый вариант русской рулетки, по очереди опрокидывая стопку и с силой топая ногой по лежащей под столом противотанковой мине. Сей случай то ли номинировался, то ли был-таки удостоен премии Дарвина (за самую идиотскую смерть). О конструкции, системе и даже «национальной принадлежности» мины сведений, естественно, не сохранилось. Зато по данным газеты «Rasmei Kampuchea» известно, что мина эта двадцать пять лет провалялась на огороде одного из лауреатов. Вот такое нынче запросто может угодить в категорию «исторический факт, неопровержимо свидетельствующий, что». Куда мы катимся, господа?
Соблюдая беспристрастность, отмечу, что некоторые контраргументы способны побудить не менее сильные эмоции. Чего стоит только «доказательное» отрицание самого факта упомянутой беседы Эйзенхауэра с Жуковым — на том основании, что в мемуарах американского генерала о ней, на самом-то деле, ничего не сказано. И следует ссылка: Эйзенхауэр Э., «Крестовый поход в Европу», Москва, Воениздат, 1980 г. Что, кроме искреннего умиления, может вызвать такая девственная наивность? В те времена не то что прозу американского генерала — поэму Пушкина могли отредактировать из политических соображений.
Вернемся ко второму граничному примеру. Владимир Бешанов, Танковый погром 1941 г. — Минск: Харвест, 2004 г. Дословная цитата: «В августе 1945 г. маршал Жуков поразил генерала Д.Эйзенхауэра рассказом о советском методе преодоления минных полей. «Когда мы подходим к минному полю, наша пехота проводит атаку, как будто этого поля нет. Потери, которые войска несут от противопехотных мин, считаются всего лишь равными тем, которые мы понесли бы от артиллерийского и пулеметного огня… Атакующая пехота не подрывает противотанковые мины. Когда она достигает дальнего конца поля, образуется проход, по которому идут саперы и снимают противотанковые мины, чтобы можно было пустить технику».
Оставляя в стороне саму книгу, займемся цитатой. Мемуары Эйзенхауэра в списке использованных литературных источников отсутствуют, ссылки по тексту — тоже. Следовательно, цитата, очевидно, не оригинальная (то есть с чужих слов). Да и неполна: многоточие в середине настораживает (поди знай, что там было вместо трех точек). К тому же — ну хоть застрелите меня! — никак не возьму в толк смысла подобного перемещения по минным полям. Нет, если предположить вместе с господами Латыниной, Бешановым и т.д., что маршал Жуков имел маниакальной целью перебить как можно больше собственных солдат — тогда понятно. А иначе… Темп наступления таким способом не ускоряется (пехота отрывается от танков, которые все равно вынуждены ждать разминирования)… Странно.
Правда, реальность описанной практики господин Бешанов иллюстрирует поистине кошмарными в своей живописности картинами красноармейских атак сомкнутым строем по минному полю, но подтверждает их ссылками, типа «один немецкий солдат (офицер, нужное подчеркнуть) в письме домой (в дневнике) написал…» Хоть бы ж фамилии солдат-офицеров привел… Не говоря уже об основаниях, на которых этим письмам да дневникам следует безоговорочно верить (если, конечно, извечная задачка «А был ли мальчик?» имеет положительное решение).
В общем, я понял одно: без первоисточника не разобраться.
Однако с первоисточником — с мемуарами Дуайта Эйзенхауэра, изданными не в Москве, — возникли проблемы.
То есть, например, на сайте http://books.google.com/ вывешена копия нужного издания, а именно: Dwight D. Eisenhower, Crusade in Europe (Copyright © 1948 by Doubleday & Company, Inc.). И нужный отрывок отыскался достаточно легко. Одна загвоздка: на словах Жукова «когда мы подходим к минному полю» заканчивается страница номер 467. А страница 468-я, на которой, собственно, и приведен рассказ маршала, отсутствует в свободном доступе. Еще следующая, 469-я — снова есть. Не забавное ли совпадение — отсутствует именно страница со столь одиозными сведениями?
Нет-нет, я ни в коем случае не намекаю на сознательное сокрытие информации. Просто, вероятно, в категорию несвободного (то есть платного) доступа переведены страницы, пользующиеся наибольшим интересом. Держателям информации захотелось, как говорил герой братьев Вайнеров, деньжат по-легкому срубить. Что ж, в этом есть обнадеживающая сторона. Выходит, изрядное количество людей не удовлетворяется формально-аксиоматичными истинами, а хочет самостоятельно разобраться в вопросе. Господа аксиомотворцы, мои соболезнования.
На упоминавшемся выше сайте присутствуют электронные адреса продавцов, которые, при условии перечисления от 20 до 30 долларов США, обязуются выслать заказчику полную копию книги. Некогда я уже пробовал играть в такую игру. Собственно, хватило двух попыток. На первой из них перевод затерялся где-то в бескрайних просторах виртуальной реальности, на второй — присланный файл оказался нечитаемым. После этого мои жадность и здравый смысл вступили в сепаратный сговор, имевший целью бойкотировать дальнейшие попытки приобретения книг таким способом.
Но ничего. Нынешние времена выгодно отличаются от прежних еще и доступностью различных легальных способов припасть к источникам информации (господа аксиомотворцы, мои соболезнования еще раз). Здесь самое время высказать мою искреннюю признательность Алексею Давыдову и Радию Радутному за неоценимую помощь в подборе литературы.
Итак, согласно девизу юного В.И. Ульянова, мы пошли другим путем.
Мемуары Д.Эйзенхауэра «Крестовый поход в Европу» впервые вышли в свет в 1948 г. Стремление обратиться к первоисточнику в наиболее буквальном понимании этого термина помог удовлетворить американский журнал «Life» от 13 декабря 1948 г., опубликовавший фрагменты «Крестового похода».
Источник, согласитесь, максимально приближенный к «перво», не препринт, не переиздание, и, самое главное, более чем прижизненный по отношению к автору, что до некоторой степени является, так сказать, «страховкой от третьих лиц» (увы, только до некоторой, как мы вскоре убедимся). На следующей фотографии приведен фрагмент страницы 153 с многажды упоминавшимся рассказом маршала Г.К. Жукова (http://books.google.com/books?i d=ikoEAAAAMBAJ&pg=PA153).
Фотография приведена на случай, если кто-нибудь усомнится во мне как в переводчике или заподозрит искажение истины.
Раздел носит весьма многообещающее название: «Как русские обращаются со своими войсками». Вообще, сравнивая книжный и журнальный (рассчитанный, несомненно, на более широкого читателя) тексты мемуаров, с печалью убеждаешься, что пропаганда «тут» и «там» различалась в то время лишь степенью беззастенчивости. В книжном тексте подобные «разжевывающие» заголовки отсутствуют. Зато в журнальном отсутствуют (конечно же, исключительно из соображений экономии бумаги) некоторые понимающе-уважительные размышления генерала о русских. Но это уже тема для отдельного разговора.
Итак, рассказ маршала. Рискуя утомить читателя, приведу отрывок полностью.
«Очень поучительным для меня было описание маршалом Жуковым русского метода атаки через минные поля. Маршал Жуков дал мне сухое изложение его практики, приблизительно следующее: «Есть две разновидности мин: противопехотные и противотанковые мины. Когда мы подходим к минному полю, наша пехота атакует точно так же, как будто его здесь нет. Потери, которые причиняют противопехотные мины, мы считаем не большими (only equal) чем те, которые мы получили бы от пулеметов и артиллерии, если бы немцы выбрали защитить этот конкретный район сильными войсковыми частями вместо минных полей. Атакующая пехота не взрывает противотанковые мины, поэтому после того, как она проникла на противоположную сторону поля, она формирует плацдарм, после чего прибывают саперы и откапывают (находят?) проходы, по которым может продвигаться наша техника». Я живо представил себе, что бы случилось с любым американским или британским военачальником, если бы он последовал подобной тактике. Американцы оценивают стоимость войны в продолжительностях человеческих жизней, русские — во всеобщем благе нации». Конец цитаты.
Прошу простить некоторую корявость стиля: я пытался переводить как можно ближе к оригиналу.
Прежде всего, ответим на главный вопрос, который бы непременно задал (правда, в чисто риторической форме) любой сов-ортодокс: а можно ли вообще верить генералу Эйзенхауэру? Уделить этому вопросу серьезное внимание предлагаю несколько позже, а пока ограничусь чисто субъективным впечатлением: верить, очевидно, можно, но с оговорками. В пользу необходимости последних косвенно высказался сам генерал, задав патетически-риторический вопрос: «Что бы случилось с любым американским или британским военачальником, если бы он последовал подобной тактике?».
Дело в том, что вопрос на самом деле не вполне риторичен. Еще одна цитата: «Если впереди поле и танки способны двигаться по нему быстро, даже опасность возрастания потерь из-за наличия мин не должна останавливать их — им возглавлять наступление» (Паттон Дж. Война, какой я ее знал. — М.: ACT, Астрель, 2002 г.). По-моему, комментарии излишни.
А вот еще из того же автора: «Пресловутое «копай или тебя закопают» звучит слишком часто и еще чаще понимается неправильно. Сидя в окопе, войны не выиграть. Единственный момент, когда солдату нужно окапываться, — это когда он вышел на исходную позицию. Может быть, еще в том случае, когда на бивуаке существует опасность подвергнуться авианалету или же когда часть дислоцирована в зоне, простреливаемой артиллерией противника. Хотя лично я противник рытья траншей даже и в такой ситуации, поскольку в данном случае шансы погибнуть у того, кто спит на земле, и у того, кто сидит в окопе, практически одинаковы, в то время как тот, кто роет множество земляных нор, лишь утомляет себя. Кроме того, рытье окопов плохо отражается на боевом духе, поскольку увеличивает у солдата страх перед неприятелем, который зачастую сам боится его куда сильнее».
Декларированное генералом «равенство шансов» можно было бы счесть революционным открытием в военном деле — если бы только практика и законы физики не доказывали обратного. При артобстрелах и бомбежках наибольшую долю ранений и контузий (в том числе смертельных) причиняют не прямые попадания, а осколки и взрывная волна. Теперь представьте воздействие этих поражающих факторов на солдат в окопах и вне окопов. Думаю, разница очевидна. Но генералу Паттону явно представлялись более важными аргументы «войну не выиграть», «утомляет себя» и «боевой дух».
Можно еще добавить, что Д. Эйзенхауэр прекрасно знал генерала Джорджа Смита Паттона (который, в частности, во время европейской кампании командовал американской третьей армией) и в своем «Крестовом походе» утверждал, будто именно такой генерал нужен при наступлении.
Я намеренно не стану останавливаться на громких скандалах, в центре которых регулярно оказывался Паттон и которые довольно быстро заминались. Увы, а ля гер ком а ля гер. Если командир добивается успехов там, где другие пасуют, ему многое прощается, а кое на что начальство просто закрывает глаза. Правда, когда стихает «последний довод королей» и смелые удачливые рубаки перестают быть жизненно (в прямом смысле слова) необходимы… За одних в массовом порядке принимается великий вождь и учитель, убоявшийся, как бы победители не вообразили, будто могут еще кого-нибудь победить… А кто-то другой, неудобный, плохо управляемый, трагически и нелепо гибнет в конце сорок пятого года и продолжает служить — подрихтованным отлакированным символом для воспитания следующих поколений рубак.
Но мы отвлеклись.
Давайте вернемся к переведенному нами отрывку.
С первого взгляда на результат перевода бросаются в глаза несколько несообразностей. Например, то место, которое принято переводить, как «под пехотой противотанковые мины не взрываются» — в оригинале не пассивный, а активный залог: «пехота не взрывает». А слово «penetrate» (проникать) скверно вписывается в образ утюжащих минное поле пехотных масс (если же пехота идет на нетронутое минное поле вразброд, никакого «разминирования телами» не получится, и смысла во всем мероприятии просто нет).
Но сравним полученный перевод с приводившимися выше цитатами и сыграем в игру «найдите десять отличий». Впрочем, какие там, — десять… Первая (госпожи Латыниной) вообще не цитата; вторая (господина Бешанова) порядком изувечена. Середина, например, выкинута ничтоже сумняшеся (вероятно, по мнению «цитирующего» снижала эффект), перевод остального уж слишком вольный. Не вполне понятно, зачем так издеваться над первоисточником, ведь рассказ маршала и в версии Эйзенхауэра кажется достаточно неприглядным. Ну, может, не так грубо-цинично, как, вероятно, хотелось бы некоторым псевдо-цитатчикам — но и только. Вот именно широкая практика произвольного пересказа и купирования приведенного у Эйзенхауэра маршальского повествования лучше всего подтверждает впечатление, которое произвел на меня первоисточник: с рассказом что-то не так. Похоже, впечатление это сложилось не у меня одного. Иначе зачем бы пристрастным цитирователям замазывать неточным переводом или просто опускать именно те места, которые вызывают удивление? Почему сам Эйзенхауэр не стесняется называть личной дружбой и пониманием (см. хотя бы стр. 474 американского книжного издания «Крестового похода») свои отношения с человеком, практикующим такие методы разминирования? Почему, передав рассказ маршала, генерал спешит оговориться: «Русские ясно понимали значение морали, но для своего развития и сохранения они, видимо, зависели от общего успеха и от патриотизма, возможно, фанатизма»? Тоже ведь не вполне к месту. По-моему, фанатизм — это когда на мины идут добровольно, а отдание подобных приказов называется совершенно иначе и вряд ли имеет хоть какое-то отношение к слову «мораль».
И еще нюанс. Не бросилась ли в глаза взыскательному читателю легкая неуклюжесть в начале приведенной мною цитаты? Ах, бросилась… Дело в том, что журнальный вариант в сравнении с книжным имеет изрядную лакуну. Так, мелочь, вполне пригодная «под нож» ради уменьшения объема текста. Всего-навсего объяснение Эйзенхауэром причины, побудившей его задать Жукову пресловутый вопрос о минных полях.
«Немецкие минные поля, прикрытые заградительным огнем, причиняли нам много потерь и задержек. Всегда было трудоемким делом пробиваться сквозь них, несмотря даже на то, что наши техники изобрели все мыслимые виды механических приспособлений для безопасного уничтожения мин», — пишет Эйзенхауэр в своей книге. В журнальном варианте этот отрывок должен был находиться между первой и второй фразами приведенной мною цитаты.
Итак, темой обсуждения было не минное поле как таковое, а оборонительный рубеж с минированными подступами. Полагаю, разница очевидна, и ее значение — тоже. И хотя этот факт сам по себе не может служить оправданием тактике Жукова в изложении Эйзенхауэра (разве что лишь до некоторой степени), тем не менее достаточно показательна частота, с которой данная подробность теряется при тенденциозном цитировании.
И еще один нюанс в потерянном фрагменте должен привлечь наше с вами внимание. Признание Эйзенхауэра, ПОЧЕМУ его так интересовал вопрос, заданный Жукову. «…причиняли нам много потерь и задержек… несмотря даже на… все мыслимые виды механических приспособлений…». Причем «потери» и «задержки» в данном случае кажутся почти тавтологией. Думаю, излишне доказывать, что любая задержка при наступлении — это новые потери.
Да-да, согласен: «много потерь» по-американски и по-советски вряд ли можно назвать тождественными понятиями. Но ведь количества противостоящих друг другу (верней, враг врагу) войск на западном и восточном европейских театрах весьма различны, интенсивность противостояния — тоже... Так что для той войны вряд ли корректно делить число убитых и раненых на общее количество войск на западе и востоке, а несовпадение результатов считать основанием для обличительных вердиктов. Ведь шла не только «война моторов». Шла первая в истории война массированных бомбардировок, огневых валов, скорострельных вооружений, реактивных систем залпового огня (если помните, на нашу «катюшу» у немцев был шестиствольный миномет). И война эта стала тотальной — во всяком случае, на восточном фронте. В таких условиях чем больше войск задействуется с обеих противостоящих сторон, тем — увы! — больше процент потерь.
Так или иначе, но Эйзенхауэру потери своих войск при прорывах вражеских рубежей с минированным предпольем казались настолько значительными, что он заинтересовался опытом тогдаеще-союзников. Или…
Или побудительная причина этого интереса кроется все же в слове «задержки»?
Давайте пока отложим анализ такого варианта. Давайте вообще закроем и отложим на время «Крестовый поход в Европу».
Неужели мемуары генерала армии США, не имевшего возможности на практике изучить тактические приемы РККА во Второй мировой, — неужели это единственный источник информации по интересующему нас вопросу? Попробуем-ка все же поискать альтернативу.
Если проводить параллель между нашим исследованием и судебным разбирательством, сейчас бы самое время выяснить мнение другой заинтересованной стороны о злополучном отрывке. Но — увы! — это не представляется возможным. В мемуарах Г.К. Жукова («Воспоминания и размышления») нет никаких упоминаний об интересующей нас беседе. «Мы о многом переговорили», — пишет маршал. Но касательно этих бесед даже мельком не упоминает минные поля. Скажете, стыдно стало, замалчивает? А какой смысл? В целом ряде случаев Георгий Константинович не стесняется обвинять в неискренности и Уинстона Черчилля, и фельдмаршала Монтгомери, и того же Эйзенхауэра. Кто, спрашивается, мешал назвать изучаемый нами отрывок вражьим домыслом? Но, возможно, практика Жукова в изложении Эйзенхауэра настолько соответствовала истине и так хорошо была знакома каждому фронтовику, что оспаривать ее маршал не посмел? Что ж, запомним и эту версию. Хотя, не могу не поделиться личным опытом общения с, как принято было говорить в брежневские времена, активными участниками ВОВ. К сожалению, ветеранов остается уже очень-очень мало, и в голове уходящей походной колонны оказалось большинство настоящих окопников — тех, кто на себе испытал все ужасы передовой. Чем меньше их среди нас, тем смелее можно рассказывать, будто простые солдаты ненавидели Жукова и называли его мясником. А вот лет этак тридцать назад контраргументы тогда еще более многочисленных, а главное, более молодых, чем нынче, ветеранов Великой Отечественной могли нанести серьезный ущерб здоровью апологетов подобных теорий.
Но каковы же все-таки причины молчания Жукова?
Одной из наиболее вероятных представляется такая версия: о свидетельстве Эйзенхауэра маршал попросту не знал.
Напоминаю: «Крестовый поход» впервые вышел из печати в 1948 г. и на русском языке в полном (свободном от хирургической редактуры) объеме не издавался.
Теперь другой вопрос: а на каком языке маршал общался с генералом? Я достаточно внимательно ознакомился с биографией Жукова, но (поправьте, если ошибся) не нашел свидетельств знания им английского языка на уровне «свободно общаюсь». Заподозрить Эйзенхауэра в свободном владении русским еще труднее. Кстати, в «Крестовом походе» он упоминает о раздражении, которое вызывало у его штабных офицеров неумение русских коллег говорить по-английски.
Итак, переводчик. При таких встречах их, как правило, двое: «свой» переводит шефу с чужого языка. Зная же советскую практику надзора за общением верноподданных (тем более — а-верно-ли-подданных) с иностранцами, можно предположить, что уж советский-то переводчик обязательно присутствовал. Причем собственно перевод вряд ли был его основной функцией.
Так или иначе, встречи маршала с генералом и содержание их бесед наверняка вызывали живой интерес компетентных органов.
Теперь давайте вспомним, что в тот период Жуков был объектом такого пристального внимания высшего политического руководства ряда зарубежных стран — в первую очередь, Англии и США, — что это не могло не сказаться на отношении к нему генералиссимуса. Чтобы удостовериться, достаточно почитать «Воспоминания и размышления». Нет-нет, Жуков не сетует и впрямую вещи своими именами не называет. Но…
Вот, например. В конце мая 1945 г. Жукова предупредили: возвращаясь из Москвы проездом через Берлин, его собирается посетить Гарри Гопкинс, особо доверенное лицо президента США. «Прямо с аэродрома Гарри Гопкинс с супругой, очень красивой женщиной лет тридцати, приехали ко мне», — пишет Жуков. И прибавляет: «В беседе принял участие А.Я.Вышинский». Красиво звучит, не правда ли: Гопкинс с женой и я с Вышинским. Думаю, в связи с последней фамилией особые справки не нужны? Так вот, «отца советской прокуратуры», бывшего главным обвинителем на сталинских политических процессах 30-х годов, генералиссимус назначил политическим советником (читай — государевым оком) при главноначальствующем советской военной администрацией и главнокомандующем группой советских оккупационных войск в Германии. Главноначальствующий, главнокомандующий… Впору было Георгию Константиновичу повторить вслед за Александром Васильевичем: «Велик чин, он меня раздавит».
Растущее предубеждение (вернее, ревность и подозрительность) Сталина к международной популярности Жукова заметил и У. Черчилль. А заметив, не преминул со свойственным ему мастерством подлить политического масла в аналогичный огонь. На приеме во время Потсдамской конференции британский премьер демонстративно долго беседовал с маршалом, расспрашивая об отдельных сражениях, а потом, совершенно неожиданно для присутствующих и для самого Жукова, провозгласил за него тост (формулировка «не в полном соответствии с нормами дипломатического протокола» в этом случае крайне мягка и деликатна). Бывалый маршал растерялся. «Мне ничего не оставалось, как предложить свой ответный тост. Благодаря У. Черчилля за проявленную ко мне любезность, я машинально назвал его «товарищем». Тут же заметил недоуменные взгляды И.В. Сталина и В.М. Молотова, у меня получилась пауза, которая, как мне показалось, длилась больше, чем следует. Импровизируя, я предложил тост за «товарищей по оружию», наших союзников в этой войне — солдат, офицеров и генералов армий антифашистской коалиции, которые так блестяще закончили разгром фашистской Германии. Тут уж я не ошибся».
Не ошибся? Возможно, на иностранцев маршальская импровизация подействовала. А на соотечественников — нет. «На другой день, когда я был у И.В. Сталина, он и все присутствовавшие смеялись над тем, как быстро я приобрел «товарища» в лице У. Черчилля». Вряд ли смех Иосифа Виссарионовича мог кого-либо обмануть. Неосторожному главноначальствующему ясно дали понять: обмолвка не забыта.
Своего рода «контрольный выстрел» — история с предложением Эйзенхауэра Жукову посетить США. Сталин соизволил благословить на согласие — политические приличия были соблюдены. Но… Вот как подает дальнейшее Жуков: «К сожалению, перед полетом я заболел. Пришлось еще раз звонить И.В.Сталину: – В таком состоянии лететь нельзя. Соединитесь с американским послом Смитом и скажите ему, что полет по состоянию здоровья не состоится».
Думаю, содержание и тон отрывка (Георгий Константинович чуть ли не распоряжение Сталину отдает) мало соответствуют истине. Вероятно, маршала просто не пустили. Одно дело, контакты с еще-союзниками в советской оккупационной зоне и в СССР, но в США контролировать Жукова станет куда как труднее (чтоб не сказать — невозможно).
Дальше?
А дальше было то, что можно счесть логическим продолжением и вышеописанного, и лавины «дел» против генералов-победителей. «Трофейное дело»; показания… ах, простите: «заявление» бывшего командующего военно-воздушными силами Новикова и совершенно секретный приказ Министра Вооруженных сил Союза ССР от 9 июня 1946 г. (напоминаю, что эту должность занимал тогда по совместительству некто И.В. Сталин).
В приказе подробно перечислялись операции, которые Жуков приписывает себе, на самом деле, «как установлено», не имея к ним ни малейшего отношения (чуть ли не все, оказавшие хоть какое-то влияние на ход войны); живописалось «недостойное и вредное» поведение со стороны маршала Жукова по отношению к правительству и Верховному Главнокомандованию. Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался, оказывается, группировать вокруг себя «недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников» и брал их под свою защиту (читай: пытался уберечь от неоправданных репрессий), противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.
После такого вступления резюме — освободить от занимаемых постов и назначить командующим войсками Одесского военного округа — вызывает в памяти старую притчу о горе, родившей мышь. Ведь Жукова фактически обвинили в сколачивании оппозиционной группы. Военной оппозиционной группы. А для чего? Уж не переворот ли задумал озлобленный маршал?!
И за такое — не расстрел, не Соловки, даже не разжалование, а всего лишь Одесса?
Нет, ничего странного.
В отличие от предыдущих разбирательств с высокопоставленными военными, с Жуковым инициатор и подписант приказа, вероятно, счел нужным действовать осторожнее. Учел степень известности вне и популярности на Родине (да-да, популярности — версия про «мясника» к тому историческому периоду никоим образом не прилепливается). Предполагалось, наверное, вырвать ставшего чересчур опасным маршала из привычного окружения, лишить реальной силы, убрать с международной сцены. А через несколько месяцев перейти ко второму этапу обработки. Да на этом втором этапе задействовать неоднократно уже проверенный козырь, заскорузлый от генеральской и маршальской крови.
Измена.
Тут бы никакая популярность не выручила.
Не зря ведь приставили к Жукову Вышинского, отлично зарекомендовавшего себя в деле… вернее, в делах (процессуальных и судебных). Глядишь, и «товарищ Черчилль» бы в ход пошел: великий вождь и учитель сэра Уинстона звал главным антисоветчиком, а «озлобленный маршал» — товарищем?! Но одного этого мало, с такой персоной, как Жуков, недостаточно было высосать обвинения из чьего-нибудь пальца. А вот если бы подкрепить реальными фактами — не шпионской деятельности, не прямого сговора с империалистами, так хоть очернительства в глазах мировой общественности… Тут ведь речь бы уже пошла даже не о правительстве и Верховном Главнокомандовании, тут уже можно приклеить дискредитацию самого святого — советской власти!
Но — ничего. Никакого продолжения.
Повторюсь: не мог Жуков шептаться с Эйзенхауэром тет-атет, натянув на голову одеяло. А что знают двое, то знает… Ну, надеюсь, все хорошо помнят это высказывание группенфюрера Мюллера из фильма «Семнадцать мгновений весны».
Как ни смешно звучит, но получается, что на следующем уровне сталинской игры предъявить Жукову оказалось нечего. И разговор с классовым врагом о минах к делу тоже не подшили — возможно, потому, что разговор этот в оригинале несколько отличался от трактовки американского генерала?
Кстати, все вышеизложенное можно считать убедительным контраргументом распространенной версии, будто Жуков вздумал откровенничать с Эйзенхауэром по причине… как бы это помягче… потери чувства реальности от ощущения полной безопасности. Да помилуйте, господа! Человек столько лет работал под непосредственным руководством отца народов. Какое ощущение безопасности, о чем вы?!
Но, боюсь, я уже утомил читателя анализом косвенных улик. Самое время переходить к прямым.
В данном случае прямой уликой (или доказательством — уж кому как больше нравится) может служить информация о тактике преодоления оборонительных рубежей с минированными подступами, практиковавшейся в РККА в ходе Второй Мировой войны. Причем информация эта должна быть как можно более достоверной.
По вот этой причине сразу оставим в стороне источники, которые могли быть искажены цензурой и пристрастной редактурой. Помня при этом, что цензура была тотальной не только в СССР. В той же степени не заслуживают безоговорочного доверия, например, немецкие источники фашистских времен.
Второй нежелательный в данном случае поставщик информации — мемуарная литература.
Объясню почему.
Вот, например, на основании археологических данных можно уверенно утверждать лишь, что нечто было (ибо найдено). Отсутствие же каких-либо находок, увы, не позволяет с металлом в голосе заявить «не было», а дает право всего лишь на полуопределенное «пока не обнаружено».
С мемуарами дело обстоит несколько иначе, но тоже… как бы сказать половчее… анизотропно. То есть в различных направлениях не одинаково. Очень, например, сложно отличить «а вот бывало и так» от «а вот только так и было». Даже в том случае, когда автор четко конкретизирует один из упомянутых вариантов, и даже в том случае, когда нет оснований подозревать умышленное искажение истины. Да, умышленное, и это не обязательно камень в авторский огород: ведь в определенные исторические периоды мемуарная литература подпадала под действие все той же многажды поминавшейся цензорской правки.
И тем не менее есть изрядный пласт документов времен войны, свободный от цензуры, не изувеченный необходимостью ссылок на классиков марксизма-ленинизма, чуждый субъективности оценок, тенденциозности и стремления что-то кому-то доказать. Вот к ним давайте и обратимся.
Но сперва — небольшое вступление.
К сожалению, у большинства из нас (я имею в виду послевоенные поколения) с детства подсознательно складывалось достаточно примитивное представление о пехоте и ее действиях в атаке. Благодарить за это следует, прежде всего, героико-патриотический советский кинематограф. Вспомним хотя бы «Освобождение». Взлетает красная ракета, звучит громкий приказ (чаще всего — хорошо поставленным мужественным баритоном) — и плотные массы пехотинцев с криком «ура!» доблестно устремляются на вражеские позиции. При этом даже атаку цепями (не говоря уже о более сложных способах организации и перемещения) кинорежиссеры чаще всего игнорировали — их привлекали более эпические планы.
По этой же причине практически не удостаивалась внимания фронтовая рутина — второй эшелон, всякие там инструктажи, занятия, отработка способов проведения конкретных операций и вообще умения действовать согласно требованиям боевого и полевого уставов.
Еще одна подсознательная убежденность, произрастающая из того же источника: оружие пехотинца — это винтовка и автомат. Ну, еще пулемет. Ну, граната. Бутылка с зажигательной смесью. Противотанковое ружье. Все.
Как ни странно, именно это претенциозное верхоглядство подготовило почву для доверия немецким генералам (и не только генералам), которые неудачи на русском фронте объясняют по немудреной стандартной формуле: «грязь + мороз + завалили трупами» (а уж что советские дикари воевали лучше — такое даже заподозрить нельзя).
Да, верхоглядство. А еще — наша нынешняя страсть к развенчательству и разоблачательству, в которой мы уже добрались до таблицы Менделеева, а вскоре, вероятно, примемся и за таблицу умножения.
Но — к делу...
Продолжение Дело о маниакальном разминировании при отягчающих обстоятельствах. Часть 2
Статья была опубликована в ноябрьском номере журнала "Наука и техника" за 2011 год
