Жорж Кювье родился в Эльзасе в 1769 г., французской провинции на границе с Германией. Он был ровесникам английского инженера Уильяма Смита, основоположника палеонтологического метода датировки геологических пород. Более того, дни рождения этих двух великих учёных приходятся на одно и тоже число, правда, разных месяцев. Уильям Смит родился 23 марта, а Кювье – 23 августа того же года.
Фото: Wikipedia
Будущий великий учёный научился читать в 4 года, а когда ему был 10 лет, любимым чтением мальчика была «Естественная история» Бюффона. Ещё в детстве он делал сотни зарисовок животных, преимущественно насекомых. Высшее образование Кювье получил в Германии, окончив Каролингскую академию в Штутгарте. Затем он переехал в Нормандию (северо-запад Франции). Здесь он пользовался обширной библиотекой одного из местных землевладельцев и вел свои первые научные исследования. В этот период своей жизни Кювье начал вести переписку с парижскими учеными, оценившими его незаурядные знания. Политические бури, пронесшиеся над Францией в последнем десятилетии XVIII в. очень мало затронули молодого естествоиспытателя. Он успешно делал планомерную академическую карьеру и в 1794 г. в разгар Великой Французской революции получил место ассистента профессора сравнительной анатомии в Музее естественной истории в Париже. Современник и коллега Кювье биолог-эволюционист Этьен Жоффруа Сент-Илер позже писал:
«Кювье думал, что он делает ученические записи, однако с первых шагов в этой области он стал создавать прочный фундамент зоологии. Я имел невыразимое счастье первым обратить на это внимание, первым представить миру гения, который не знал самого себя».
Опубликовав «Элементарные таблицы естественной истории животных», Кювье стал профессором Коллеж де Франс. Он вел преподавательскую и исследовательскую работу, создал основательные труды по сравнительной анатомии и систематике животных, впервые соединил в один тип позвоночных: млекопитающих, птиц, рептилий, амфибий и рыб.
Фото: Wikipedia
Талант и глубокие познания учёного высоко ценили при любом политическом режиме. В правление Наполеона он стал членом Государственного совета и кавалером ордена Почётного легиона, после Реставрации получил титул барона, а за год до смерти в 1831 г. - пэра Франции. Кювье стоял у истоков трех научных дисциплин: сравнительной анатомии животных, палеонтологии и исторической геологии. Самой знаменитой его работой стало «Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара и об изменениях, какие они произвели в животном царстве». В начале этой книги учёный писал:
«В моей работе об ископаемых костях я поставил себе задачей распознать, каким животным принадлежат остатки костей, которыми изобилуют поверхностные слои земли. Это значило пройти путь, по которому до сих пор отваживались делать лишь несколько шагов. Мне, как некоему нового рода археологу, приходилось одновременно и восстановлять памятники былых переворотов, и дешифрировать их смысл; я должен был собирать и соединять в их первоначальном положении те осколки, на которые они распались, воссоздавать древние существа, которым они принадлежали, восстановлять эти существа в их пропорциях, с их признаками, наконец, сопоставлять их с ныне живущими на земле: искусство, до сих пор почти неизвестное, которое предполагает науку, до сего времени едва затронутую, — науку о законах, определяющих сосуществование форм различных частей органических существ».
Фото: Wikipedia
Если работавший в то же самое время в Англии Уильям Смит интересовался преимущественно ископаемыми моллюсками, то Жорж Кювье стал основоположником палеонтологии позвоночных, открыв принцип корреляции форм различных органов животных.
«Всякое организованное существо образует целое, единую замкнутую систему, части которой соответствуют друг другу и содействуют, путем взаимного влияния, одной конечной цели. Ни одна из этих частей не может измениться без того, чтобы не изменились другие, и, следовательно, каждая из них, взятая отдельно, указывает и определяет все другие» – писал он. Далее учёный подробно поясняет свою мысль на конкретных примерах:
«...Если кишечник животного устроен так, что он может переваривать только мясо, притом мясо свежее, то и его челюсти должны быть построены так, чтобы проглатывать добычу, его когти, чтобы ее схватывать и разрывать; его зубы – чтобы разрезать и разделять; вся система его органов движения, –чтобы преследовать и ловить ее; его органы чувств – чтобы замечать ее издалека; нужно также, чтобы природа наделяла его мозг необходимым инстинктом, чтобы уметь прятаться и строить ловушки своим жертвам. Таковы будут общие условия для плотоядного режима; всякое животное, предназначенное для этого режима, будет неизменно соединять в себе эти условия, так как его раса не могла бы существовать без них; но среди этих общих условий существуют специальные, зависящие от величины, вида и местопребывания добычи, для которой предназначено животное; и от каждого из этих специальных условий зависят мелкие изменения форм, вытекающих из общих условий. Итак, не только класс, но и отряд, и род вплоть до вида находят свое выражение в форме каждой части.
...Коготь, лопатка, сочленовная головка, бедренная кость и все остальные кости, взятые каждая в отдельности, определяют зуб или определяют взаимно друг друга; и, исходя из каждой из них, тот, кто хорошо знал бы законы органической экономики, мог бы воссоздать все животное».
Здесь, как мы видим, речь идёт о соответствиях очевидных, легко вычисляемых логически. Их смысл совершенно понятен. Но есть и другие формы корреляции. Механизм их возникновения может быть пока непонятен исследователю, но тщательные многолетние наблюдения показывают, что между формами различных органов существует связь, и это должно быть учтено при воссоздании облика животного. Этой проблеме Кювье также уделяет много внимания:
«Но я сомневаюсь, чтобы можно было угадать, если бы наблюдение не показало нам этого, что все жвачные должны иметь раздвоенное копыто и что только у них оно имеется; я сомневаюсь, чтобы можно было угадать, что только у этого класса имеются рога на лбу; что те, у которых есть острые клыки, в большинстве случаев не имеют рогов и т. д...
...Между тем, так как эта связь постоянна, то очевидно, что она должна иметь достаточную причину; но так как мы ее не знаем, то мы должны восполнить недостаток теории наблюдением: оно помогает нам установить эмпирические законы, которые становятся почти столь же достоверными, как и законы умопостигаемые, когда покоятся на достаточном количестве повторных наблюдений. Таким образом, теперь, если только кто-нибудь видит след двукопытной ноги, то он может заключить, что животное, оставившее этот след, жвачное; и это заключение столь же достоверно, как любое другое из физики или морали. Один такой след открывает наблюдателю и форму зубов, и форму челюсти, и форму позвонков, и форму всех костей ног, плеча, таза только что прошедшего животного».
Фото: Wikipedia
Идея воссоздания целого по его мельчайшему фрагменту глубоко поразила просвещённую публику XIX в. Классик французской литературы Оноре Бальзак писал в своём романе «Шагреневая кожа»:
«Пускались ли вы когда-нибудь в бесконечность пространства и времени, читая геологические сочинения Кювье? Уносимые его гением, парили ли вы над бездонной пропастью минувшего, точно поддерживаемые рукой волшебника? Когда в различных разрезах и различных слоях, в монмартрских каменоломнях и в уральском сланце обнаруживаются ископаемые, чьи останки относятся ко временам допотопным, душа испытывает страх, ибо перед ней приоткрываются миллиарды лет, миллионы народов, не только исчезнувших из слабой памяти человечества, но забытых даже нерушимым божественным преданием, и лишь прах минувшего, скопившийся на поверхности земного шара, образует почву в два фута глубиною, дающую нам цветы и хлеб. Разве Кювье не величайший поэт нашего века? Лорд Байрон словами воспроизвел волнения души, но бессмертный наш естествоиспытатель воссоздал миры при помощи выбеленных временем костей; подобно Кадму, он отстроил города при помощи зубов, он вновь населил тысячи лесов всеми чудищами зоологии благодаря нескольким кускам каменного угля; восстановил поколения гигантов по одной лишь ноге мамонта. Образы встают, растут и в соответствии исполинским своим ростом меняют вид целых областей. В своих цифрах он поэт; он великолепен, когда к семи приставляет нуль. Не произнося искусственных магических слов, он воскрешает небытие; он откапывает частицу гипса, замечает на ней отпечаток и восклицает: "Смотрите!" Мрамор становится вдруг животным, смерть – жизнью, открывается целый мир! После неисчислимых династий гигантских созданий, после рыбьих племен и моллюсковых кланов появляется наконец род человеческий, выродок грандиозного типа, сраженного, быть может, создателем. Воодушевленные мыслью ученого, перед которым воскресает прошлое, эти жалкие люди, рожденные вчера, могут проникнуть в хаос, запеть бесконечный гимн и начертать себе былые судьбы вселенной в виде вспять обращенного Апокалипсиса».
Труды Кювье для многих стали свидетельством глубокой гармонии, в которой пребывает Мирозданье.
Фото: Wikipedia
«Малейшая ямка в кости, малейший апофиз имеют определенный характер, в зависимости от класса, отряда, рода, вида, которому они принадлежат, до такой степени, что каждый раз, когда мы имеем только хорошо сохранившийся конец кости, можно, пользуясь более или менее искусно аналогией и фактическим сравнением, определить все эти вещи столь же достоверно, как если бы мы имели целое животное. Я много раз проверял этот метод на частях известных животных, прежде чем всецело довериться ему для ископаемых, но он всегда давал столь безошибочные результаты, что я не имею ни малейшего сомнения в верности полученных мною данных».
Надо сказать, что дальнейшая история палеонтологии показала, что это высказывание Кювье отражает скорее потенциальные, чем реальные возможности современных ему естествоиспытателей. Сам мэтр сравнительной анатомии, возможно, и добивался достоверных результатов благодаря природному чутью и исключительному таланту, но его ученики и последователи не всегда могли добиться того же. Им ещё предстояла грандиозная работа по накоплению данных и выяснению закономерностей. Известно немало забавных ошибок, когда хвост ископаемого ящера принимали за его шею, или скелет одного существа составлялся из фрагментов нескольких совершенно разных животных. Какое-то время учёные полагали, что травоядный динозавр игуанодон ходил на четырёх лапах и своим внешним обликом мало чем отличался от исполинской ящерицы. Потом стало считаться доказанным, что игуанодон был двуногим и более всего походил на огромного кенгуру. А в конце XX в. палеонтологи пришли к выводу, что этот динозавр предпочитал таки передвигаться на четвереньках, лишь время от времени поднимаясь на дыбы. Ряд важнейших деталей, касающихся облика ископаемых животных по сей день являются дискуссионными. Тем не менее, сам метод предложенный Кювье, лежит в основе палеонтологической науки, а конкретным данным, которые добыл прославленный французский естествоиспытатель просто нет цены.
Фото: dinosaurs.afly.ru
Исследования естествоиспытателей конца XVIII — начала XIX в. убедительно показали, что облик нашей планеты не оставался неизменным. Населявшие её живые существа менялись от эпохи к эпохи. Существовавшие ранее виды исчезали, на их месте появлялись ранее неведомые. В своём «Рассуждении о переворотах» Кювье подробно останавливался на этом факте:
«Их (живых существ) виды, даже их роды менялись вместе со слоями, и, хотя случаются возвраты тех же видов на небольших расстояниях, однако можно сказать, что вообще раковины древних слоев имеют только им свойственные формы, что они постепенно исчезают и уже не появляются в более поздних слоях, а тем более в современных морях, где никогда не находят видов, им подобных, где не существует даже многих из их родов; наоборот, раковины поздних слоев похожи в родовом отношении на живущих в наших морях, а в последних и самых рыхлых слоях и в некоторых новейших и ограниченных отложениях существуют некоторые виды, которых самый испытанный глаз не сможет отличить от тех, которых питают соседние прибрежья.
...Но что еще более поразительно и не менее достоверно, так это то, что жизнь не всегда существовала на земле и что наблюдателю нетрудно открыть тот пункт, с которого она начала откладывать свои продукты».
Кроме самого наличия смены обитателей Земли великий французский учёный обратил внимание на ещё одну интригующую деталь, которой тут же предложил объяснение:
«Чем древнее слои, тем однообразнее на большом пространстве каждый из них; чем они новее, тем они более ограничены, тем чаще они меняются на небольших пространствах. Значит, перемещение слоев сопровождалось изменениями природы влаги и веществ, в ней растворенных, и когда некоторые слои при выступлении из вод разделили поверхность моря островами, выступающими горными цепями, то во многих отдельных морских бассейнах могли произойти различные изменения».
Объяснение причин изменяемости животного (и растительного) мира Земли стало одним из центральных идеологических вопросов XIX столетия. Весьма важной представлялась также проблема согласования новых знаний о прошлом нашей планеты с господствующим христианским мировоззрением или отказа от этого мировоззрения. Кстати сказать, ничего фатально несовместимого с христианством естествоиспытатели не узнали. Если говорить о широко известном библейском тезисе о творении мира за семь дней, то ещё в IV в. Блаженный Августин, весьма почитаемый церковью святой, писал, что его не стоит понимать буквально. Под «днями», могли подразумеваться невообразимо длинные с человеческой точки зрения эпохи. А на то, что Творение было поэтапным, недвусмысленно указывает Книга Бытия. И вообще, как говаривал император франков Карл Великий, «в Святом Писании очень много сложных смысловых фигур». Допустимы весьма широкие толкования, философские дискуссии на эту тему не затихают по сей день и вряд ли когда-нибудь прекратятся.
Современник Кювье Ламарк выдвинул теорию трансформизма, медленного и постепенного выделения новых видов из ранее существовавших, в следствии заложенного в каждом создании стремления к совершенствованию. Трансформация происходит путём тренировки определённых органов, обеспечивающей лучшую приспособленность к определённым условиям. Ламарк имел немало сторонников, но Кювье не разделял их точку зрения. Он возражал эволюционистам:
«Однако им можно ответить, оставаясь в пределах их же теории, что если виды менялись постепенно, то мы должны были бы находить следы этих постепенных изменений; что между палеотерием и современными видами мы должны были бы найти какие-нибудь переходные формы и что до сего времени этого не случилось... Почему недра земли не сохранили памятников такой любопытной генеалогии, как не от того, что прежние виды были столь же постоянны, как и наши, или по крайней мере от того, что катастрофа, их погубившая, не оставила им времени для изменения?».
О необходимости искать промежуточные формы между ископаемыми и современными видами для полного обоснования эволюционной теории, кстати сказать, говорил и Чарльз Дарвин. Он не сомневался, что со временем такие формы будут найдены. Поиск «недостающих звеньев» стала излюбленной проблемой для натуралистов на долгие годы. К настоящему времени учёным удалось составить множество эволюционных рядов. Трудность этой работы принято было объяснять тем, что лишь наиболее совершенные «модели» живых организмов получили широкое распространение, а многочисленные «черновики» имели гораздо более ограниченный ареал обитания, и соответственно, обнаружить их ископаемые останки гораздо труднее. Но, потратив достаточно времени, исследователи добились успеха.
Фото: Wikipedia
Но вернёмся к Кювье. Картина, которая открылась прославленному французскому естествоиспытателю при изучении геологических пластов, убедила его в том, что в истории жизни можно выделить несколько периодов, каждый из которых заканчивался грандиозной катастрофой и гибелью большей части живых существ, после чего Землю обживали заново. Позже ученики Кювье создали так называемую «теорию последовательных катастроф», которую иногда ошибочно приписывают самому мэтру. Согласно этой теории после каждой глобальной катастрофы, уничтожавшей старые формы жизни, происходил новый акт Творения. То, что такое представление не вполне соответствует взглядам Кювье, лучше всего показать предоставив слово ему самому:
«В конце концов, когда я утверждаю, что каменные пласты содержат кости многих родов, а рыхлые слои – кости многих видов, которые теперь не существуют, я не говорю, что нужно было новое творение для воспроизведения ныне существующих видов; я говорю только, что они не существовали в тех местах, где мы их видим теперь и что они должны были прийти из других мест...
...Предположим, например, что обширное вторжение моря покрывает континент Новой Голландии (Австралии) массами песка и других обломков: эти массы погребут трупы кенгуру, вомбатов, сумчатых куниц, сумчатых барсуков, летающих кускусов, ехидн и утконосов и совершенно уничтожат виды всех этих родов, так как ни один из них не существует теперь в других странах...Пусть эта же катастрофа осушит маленькие разветвленные проливы, отделяющие Новую Голландию от континента Азии, – тогда она откроет путь слонам, носорогам, буйволам, лошадям, верблюдам, тиграм и всем другим азиатским четвероногим, которые заселят землю там, где они раньше не были известны. Если затем натуралист, хорошо изучив всю эту живущую природу, вздумает исследовать почву, на которой они живут, то он найдет остатки совершенно других животных.
То, чем в нашем предположении является Новая Голландия, представляют из себя в действительности Европа, Сибирь, большая часть Америки; и, может быть, когда-нибудь, когда исследуют другие страны и самое Новую Голландию, то найдут, что и все они испытали подобные же перевороты, я готов сказать, взаимный обмен своими произведениями. В самом деле, продолжим наше предположение дальше: после перехода азиатских животных в Новую Голландию, предположим второй переворот, который бы разрушил Азию, их первоначальную родину; те исследователи, которые наблюдали бы их в Новой Голландии, были бы в таком же затруднении решить вопрос, откуда они появились, как и мы теперь в вопросе о происхождении наших видов».
Надо сказать, что в своих рассуждениях великий естествоиспытатель упускает один важный момент. Если трансформизма не существует и на Земле не происходит постоянный процесс образования новых видов, то в результате последовательных катастроф фауна должна постепенно обедняться. Между тем, сам Кювье указывает на совершенно обратное явление: ископаемые останки тем однообразнее, чем древнее слои, в которых они встречаются.
Фото: Wikipedia
Ещё один аргумент Кювье в пользу неизменности видов заключался в том, что животные изображённые или мумифицированные древними египтянами ничем не отличаются от современных. За пять тысяч лет их облик ничуть не изменился и, следовательно, является неизменным. Это довод был снят, когда учёные смогли получить представление о реальных временных масштабах естественной истории. В начале XIX в. никто ещё не знал и не мог знать, что геологические периоды длились десятки и сотни миллионов лет, а пять тысяч лет – это вообще не срок.
В последнее время в прессе и на страницах интернет-сайтов очень оживилась полемика между дарвинистами и креационистами. Последние нередко ссылаются на то, что многие великие естествоиспытатели, в том числе и Кювье, придерживались того мнения, что виды неизменны. Чтобы составить собственное мнение об эволюционном учении, стоит, пожалуй, самим прочесть «Рассуждения о переворотах» Жоржа Кювье и «Происхождение видов» Чарльза Дарвина и сопоставить доводы прославленных учёных. К сожалению, эти две интереснейшие, и, между прочим, довольно доступно написанные книги давно перешли в разряд таких, на которые много кто ссылается, но которые мало кто читал.
Со временем теория эволюции взяла вверх, а теорию катастроф объявили устаревшей и какое-то время считали даже полностью ошибочной. Подавляющее большинство современных биологов прочно стоят на позициях эволюционизма, но при этом не отвергают и теорию переворотов. Согласно принятой сейчас концепции, каждый геологический период заканчивался глобальными изменениями природных условий, которые приводили к стремительному (в геологическом масштабе) вымиранию господствовавших ранее видов, чей адаптационный ресурс был исчерпан. При этом выжившие виды, ранее довольно малочисленные, начинали ускоренно эволюционировать, занимая освободившиеся экологические ниши. Таким образом, «Рассуждение о переворотах на поверхности земного шара» Жоржа Кювье представляет, отнюдь не только чисто исторический интерес, как об этом писали в 30-е гг. XX в., но является важной составляющей современных представлений, которые получили название неокатастрофизм.
