Дрейфующая станция «Северный полюс-1»

Отважный замысел  

Конец 20-х - 30-е гг. XX в. – время стремительного развития полярной авиации. Значительно меньше ограниченные состоянием льда, чем моряки и пешие путешественники, полярные лётчики совершали дальние перелёты над Ледовитым океаном, исследуя белые пятна. В ряде случаев они совершали посадку на лёд вдалеке от земли. В 1932 г., объявленном «Первым международным полярным годом», в среде советских полярников возникла идея воздушной экспедиции на Северный полюс и основания в его районе научно-исследовательской станции на дрейфующей льдине. Подробный план этого отчаянно-смелого предприятия был утверждён кремлёвским руководством в феврале 1936 г. 

До сих пор длительное пребывание исследователей в центральных районах Ледовитого океана было затруднено сложностью доставки туда всех необходимых ресурсов.  На этот раз к делу решили подойти основательно. На   острове Рудольфа, самом северном из островов архипелага Земля Франца-Иосифа, являющемся ближайшей к Северному полюсу сушей (расстояние — около 900 км), был создан аэродром, который должен был служить перевалочной базой. Здесь вырос целый полярный посёлок: два жилых дома, радиостанция, гараж, баня, два технических склада, продовольственный склад и даже скотный двор.

 

Весной 1937 г. вылетевшие с острова Рудольфа лётчики присмотрели ближайшую к Северному полюсу ледяную площадку, годную для посадки. 21 мая самолёт, который вёл Герой Советского Союза лётчик Михаил Васильевич Водопьянов, совершил посадку приблизительно в 20 км за полюсом (если считать по прямой от острова Рудольфа) и высадил на ровную льдину размерами 5 на 3 км четырёх полярников — будущий обслуживающий персонал научно-исследовательской станции.  Руководителем станции стал Дмитрий Иванович Папанин, радистом — Эрнст Теодорович Кренкель.  В состав экспедиции также вошли метеоролог и геофизик Евгений Константинович Фёдоров и гидробиолог Пётр Петрович Ширшов, последний должен был выполнять на станции ещё и функции врача. Самому старшему участнику экспедиции, Папанину, было 43 года, самому младшему, Фёдорову — 27. Пятым обитателем научной станции стал пёс по кличке Весёлый.

Последующие две недели на льдину, где обосновались папанинцы, прибывали самолёты с продовольствием и оборудованием. 6 июня произошло торжественное и официальное открытие первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс-1». В тот же день самолёты вернулись на остров Рудольфа, оставив четырёх исследователей и собаку среди льдов. Предполагалось, что они останутся в Ледовитом океана на долгие месяцы, но точных сроков окончания экспедиции никто тогда назвать не мог. Всё должно было зависеть от погоды и состояния льда. Взятых с собой продовольственных  припасов хватало на 700 дней, но разумеется, на такой длительный пребывание во льдах никто не рассчитывал, просто брали в расчёт возможную гибель части продовольствия.

Вчетвером среди льдов

Жилым домом папанинцам служила палатка изготовленная по специальному заказу на московском заводе «Каучук». Вместе с кроватями она весила 53 кг. Её длина составляла 3,7 м, ширина — 2,5 м, высота — 2 м. Материалом для неё послужил толстый брезент, между слоями было проложено два слоя гагачьего пуха. Пол был надувной. Толщина воздушной подушки, которая отделяла его от льда — 15 см. Каркас палатки состоял из полых алюминиевых труб. У входа имелся тамбур, чтобы при открывании дверей ветер не выдувал тепло. Кровати были установлены в два яруса, как в купе железнодорожного вагона. В экспедицию взяли два вида спальных мешков: шёлковые на гагачьем пуху и изготовленные из волчьего меха. Источником тепла в жилой палатке служили керосиновые лампы, но входе зимовки полярники пришли к выводу, что это не лучший способ отапливать помещение. Во время горения керосиновых ламп в палатке оставалось много копоти и становилось трудно дышать. Предпочтительнее были бы керосиновые печи с вытяжными трубами.

Центральная радиолаборатория в Ленинграде по личным чертежам Эрнста Кренкеля изготовила для полярников две радиостанции: основную — мощностью в 80 Вт, и аварийную мощностью в 20 Вт. Источником питания служили щелочные аккумуляторы, заряжаемые от ветряка. На случай неподходящих погодных условий или неисправности ветряка папанинцы взяли с собой ножной и ручной двигатель, так называемый «солдат-мотор», построенный в виде велосипеда. На совсем уже крайний случай прихватили два бензиновых двигателя.

 

Для приготовления пищи на станции имелось два примуса тульского производства. Их резервуары вмещали до 12 л горючего, что избавляло от необходимости часто подливать керосин. Поначалу кухней полярникам служила отдельная шёлковая палатка, позже её заменила капитальная постройка из ледяных кирпичей. Для исследовательских работ в снаряжении экспедиции имелись специальные прорезиненные палатки, два клиппербота, две байдарки, и очень лёгкие, сконструированные по особым чертежам ясеневые нарты. Не исключалось, что исследователям придётся спешно убираться с разваливающейся льдины.

 

Оказавшись на месте, полярники первым делом установили будку для метеорологических наблюдений и прорубили лунку, чтобы установить толщину льдины, которая должна была стать для них домом на долгие месяцы. Оказалось, что от воды их отделяет 3 м 10 см льда. В день официального открытия станции (6 июня 1937 г.) гидробиолог и океанограф Пётр Петрович Ширшов измерил глубину моря на Северном полюсе. Оказалось — она равна 4290 м. Была взята также проба донного грунта, который представлял собой зеленовато-серый тонкий ил.

Если быть, точным, то на момент взятия пробы папанинцы успели уже миновать Северный полюс. В те дни станция дрейфовала в сторону Гренландии с средней скоростью около 20 миль в сутки. Так что ещё до отлёта самолётов льдина пересекла 89 паралель. 7 июня координаты станции были 88 градусов 54 минуты северной широты и 20 градусов западной долготы. 

 

Полюс смерти?

Готовясь к экспедиции, советские полярники исходили из распространённого тогда научного представления, что центральные районы Ледовитого океана абсолютно безжизненны. Предполагалось, что в океаническую воду, скрытую под ледяным щитом, не проникает достаточно света, для развития там растительного планктона, который является основой пищевой пирамиды в море. Следовательно, и более высокоразвитые живые существа не могут постоянно обитать в этих местах.

 

Убеждённым сторонником этой теории был такой авторитет в области полярных исследований, как Фритьоф Нансен. Но ещё до того, как папанинцев покинули самолёты, они увидели неподалёку от станции чистика, водоплавающую птицу, обычную на побережье Северного Ледовитого океана. Впрочем, чистик мог быть случайным гостем на полюсе, и кто-то из полярников даже высказал мысль, что его завезли сюда самолётом. Но дальнейшие исследования папанинцев окончательно поставили крест на теории «полюса смерти». Первая же поднятая из толщи воды сетка была полна разнообразными мелкими животными: рачками, медузами и т. д. Что касается фитопланктона, то он также имелся в изобилии. Исследователи неоднократно наблюдали близ полюса весьма красивое зрелище: громоздящиеся глыбы льда, окрашенные микроскопическими водорослями в различные цвета: зелёные, красные и оранжевые.

 

Знакомство с обитателями полюса не ограничилось изучением фито- и зоопланктона. 1 августа станцию «Северный полюс» посетили три медведя, а точнее - белая медведица с двумя медвежатами. Наличие медвежат в столь высоких широтах особенно интересно, ведь это говорит о том, что крупные млекопитающие не просто иногда забредают в эти края, но и могут размножаться на дрейфующем льду.

 

Если есть медведи — крупнейшие полярные хищники, можно считать доказанным и существование в этих водах животных, которые служат им пищей - нерп и тюленей. 3 августа исследователи нашли подтверждение своим выводам, встретив в трещине у края льдины крупного лахтака (морского зайца). Папаницы оказались совершенно не готовы к такому обилию жизни на полюсе. Они даже не взяли с собой спирта для сохранения образцов фауны. Биолог экспедиции Пётр Петрович Ширшов решал эту проблему, перегоняя в спирт предназначенный для употребления участниками экспедиции коньяк! Каких только жертв не приходится приносить во имя науки.

 

Самая северная метеостанция в мире

Существование дрейфующей станции «Северный полюс-1» открывало сказочные перспективы перед учёными-метеорологами. Папанинцы четырежды в день передавали метеосводки на остров Рудольфа. Добытые таким образом данные вносились в общие синоптические карты. Основываясь на наблюдениях, сделанных на дрейфующей станции, метеорологи пересмотрели ряд старых теорий об антициклонах в центральном полярном бассейне.

 

Были и особые задания. Уже 10 июня по радио было получено важное распоряжение из Москвы:

«Обслужить сводками погоды и радиосвязью перелёт Чкалова через Северный полюс в Америку».

Само наличие в районе полюса дрейфующей станции и  аэродрома при ней было дополнительным аргументом к тому, чтобы разрешить этот рискованный перелёт. В случае возникновения аварийной ситуации, можно было надеяться посадить самолёт здесь, в восьмистах километрах к северу от Рудольфа. Двумя годами раньше, когда Валерий Чкалов впервые обратился к Сталину с идеей трансполярного перелёта, он не получил на него разрешения. Гибель самолёта и экипажа негативно сказалась бы на международном престиже, и руководство страны предпочло тогда менее опасный маршрут от Москвы до Петропавловска-Камчатского.

Самолёт Валерия Чкалова вылетел 18 июня в 4 часа утра. Радист дрейфующей станции «Северный полюс-1» Эрнст Кренкель поддерживал с ним постоянную связь, не отходя от рации в течении 36 часов. Ранним утром 19 июня папанинцы услышали гул мотора, но сам самолёт был скрыт облаками. Вскоре Кренкель принял чкаловскую радиограмму: «Перевалили полюс. Попутный ветер. Видим ледяные поля с трещинами и разводьями. Настроение бодрое». А к вечеру пришло распоряжение из Москвы: «Передачу дополнительных метеорологических сводок прекратить». 20 июня самолёт Чкалова благополучно приземлился в Ванкувере.

4 июля папаницы получили задание обеспечить метеосводками беспосадочный перелёт Москва-Северный полюс-Сан-Джасинто (США)  лётчика Михаила Громова, рекордный по дальности. Это воздушное путешествие также окончилось успешно.

 

30 июля на станции стало известно о предстоящем перелёте Сигизмунда Леваневского по маршруту Москва-Северный полюс-Фербенкс (Аляска). 12 августа самолёт Леваневского вылетел из Москвы.  А 13 августа, в 17 часов 58 минут по московскому времени связь с ним прервалась. Последнее сообщение лётчик прислал, пролетая над советским побережьем Северного Ледовитого океана. С тех пор о судьбе Леваневского ничего неизвестно. Его следы пытались искать и на евразийском и на североамериканском побережье. Ещё много недель папанинцы снабжали дополнительными метеосводками лётчиков, ищущих пропавший самолёт на дрейфующих льдах.  Но все их усилия были тщетны.

 

Трудовые будни

В числе задач, стоящих перед папанинцами, была задача дать для Международного конгресса геологов сведения о морском дне в районе Северного полюса. Щуп для взятия проб грунта опускали на более чем четырёхкилометровую глубину при помощи собранной тут же на льдине ручной лебёдки. Это была тяжёлая изнурительная работа, требующая непрерывных усилий в течение 3-4 часов.  Полученные таким образом пробы раскладывали в целлофановые пакетики. Кроме того, Ширшов регулярно отбирал пробы воды на различных глубинах. Было установлено, что в придонных слоях температура несколько выше, чем в толще воды на глубине 2-3 тыс. м. Это явление отнесли за счёт нагревания воды теплом, поступающим из земной коры.

В последней декаде июля исследователи зафиксировали заметное развитие растительного планктона в верхних слоях моря. По-видимому, в это время в центральной области Ледовитого океана наступает гидробиологическая весна. В конце лета, когда снеговой покрол на льду растаял, в поверхностный слой моря проникало особенно много солнечного света: на протяжении всего сентября полярники наблюдали значительное развитие, цветение растительного планктона.

 

Постепенно у членов экспедиции выработался устойчивый график гидрологических работ. Через каждые 30 миль пройденного льдиной пути, если позволяла погода, они измеряли глубину океана. Затем брали пробы воды с разных глубин: 5 м, 10 м, 25 м, 50 м, 75 м, 100 м, 150 м, 200 м, 250 м, 300 м, 400 м, 500 м, 750 м, 1000 м, 1500 м, 2000 м, и далее до дна через каждые 500 м. 

 

Был сделан ряд интересных наблюдений в отношении океанических течений и их связи с движением льда. Оказалось, что дрейф льда увлекает с собой только сравнительно тонкий поверхностный слой воды, толщиной до 25-35 м. Под этим слоем, на глубине 50-75 м, а нередко и до100 м, возникает обратное течение, компенсирующее сгон воды поверхностного слоя.

 

До папанинцев никто не измерял магнитного склонения в центральной части Северного Ледовитого океана, не определял угла отклонения магнитной стрелки от направления истинного меридиана. Склонения же вблизи географического и магнитного полюсов меняются очень резко. До сих пор магнитные карты центральной части Арктики составлялись на основании различных предположений о том или ином распределении магнитной силы по земной поверхности. Во время пребывание на станции «Северный полюс-1» Евгений Фёдоров регулярно, через каждые 30-40 миль проводил магнитные измерения., что послужило началом для составления надёжной магнитной карты центрального полярного бассейна.

 

Лето на Северном полюсе

Находясь на дрейфующей станции, Иван Дмитриевич Папанин вёл дневник, в который ежедневно записывал важнейшие события и наблюдения. Немало внимания там уделяется погоде, так что, читая эти записи, можно получить самое полное представление о смене времён года в Центральной Арктике.

28 июня: «На дворе отвратительная погода: льёт самый настоящий дождь, везде бежит вода, кухня протекает. Порывы ветра достигают восемнадцати метров в секунду. При такой силе ветряк не может работать, его крылья складываются».
3 июля: «Всюду снег толстым слоем ложится на палатки, потом начинает таять, и вода протекает внутрь. Ну и лето! В такую погоду не хочется выходить на улицу. Оттуда возвращаешься промокший насквозь, а сушить одежду негде.
4 июля: «Арктическое лето окончательно утвердилось. Температура — плюс полградуса. Туман, какая-то пронизывающая сырость. Когда-то плотный, искрящийся снег нашего поля теперь превратился в сырую кашу».  
18 июля: «Пурга — это наш бич: она заваливает снежным покровом наше хозяйство, заметает протоптанные дорожки к палаткам и базам. Сколько дополнительной тяжелой работы вызывает у нас пурга!».    
26 июля: «Встреченные большой радостью заморозки продержались недолго. Погода отвратительная: туман, моросит дождь, температура воздуха — четыре градуса тепла. Лёд снова начал сильно таять. Наша жилая палатка в опасности. Канал, по которому бежит вода в прорубь, углубился до шестнадцати сантиметров. Ходить к палатке даже по доскам теперь опасно: можно свалиться в широкую полынью... Много возни доставляет нам гидрологическая лунка, куда бурным ручьём стекает вода с окрестных озёр. Образовался стремительный водоворот, размывающий стенки проруби и угрожающий лебёдке. Пётр Петрович старательно её укрепляет. Там, у лунки, такой сильный напор воды с двух сторон, что Ширшов боится потерять свою драгоценную лебёдку. Он делает целое сооружение из досок, кусков фанеры и палок. Даже все свободные лыжи пошли в дело. Провозился до самого обеда. Зато теперь лебёдка, кажется в безопасности».

К середине лета льдина, на которой обосновалась дрейфующая станция, покрылась пресноводными голубыми озёрами и проливами, по которым папанинцы время от времени совершали прогулки на байдарке. По словам обитателей льдины, озёра были очень красивы, но причиняли и огорчения.  До одной из баз невозможно было добраться посуху, а ледовый аэродром пришёл в полную негодность, так что авиасообщение с островом Рудольфа в этот сезон наладить было нельзя. Полярники были окончательно отрезаны от большой земли.

 

Обилие влаги на поверхности льдины затрудняла и гидрологические работы. Одна из возникших в ходе работ проблем была связана с тем, что температура замерзания солёной воды несколько ниже, чем у пресной, поэтому вода в океане может иметь отрицательную температуру. Что касается талого снега, то он является источником пресной воды. Намокшая на поверхности гидрологическая вертушка при погружении может покрыться льдом и сломаться. За её состоянием приходилось тщательно следить.

 

Связь с Большим Миром

Ледяной арктический ветер доставлял полярникам много неприятных ощущений, но он же был основным источником энергии для радиостанции. В дневнике Папанина имеется следующая запись:

«Когда у нас устанавливается хорошая погода, это приятно для жизни и души, но Эрнст во время штиля начинает грустить, с тревогой поглядывает на аккумуляторы, вздыхает и экономит каждое слово при радиопередаче». Далее описан процесс передачи радиограмм во время штиля: «Ветра нет, аккумуляторы слабы, и Эрнст передаёт наши телеграммы и корреспонденцию на остров Рудольфа только в то время, когда мы накручиваем свою ручную машинку. Крутим её вдвоём, а третий дожидается своей очереди.  После каждых ста слов передачи один из нас сменяется.»

Надо сказать, что корреспонденция обитателей льдины была очень обширной. Кроме обязательных научных сводок они отправляли репортажи во множество советских газет, каждая из которых стремилась заполучить хотя бы строку, подписанную знаменитыми полярниками. Радист самой северной в мире радиостанции Эрнст Кренкель с энтузиазмом принимал участие в столь популярных в то время радиомарафонах. 29 июля, в день, когда дрейфующая станция пересекала 88 параллель, ему удалось связаться с радиолюбителем из Южной Австралии, установив таким образом мировой рекорд.

Во время знаменитого папанинского дрейфа в СССР происходили выборы в Верховный Совет. Пребывание прославленных полярников на льдине не помешало их выдвижению кандидатами в депутаты. Иван Дмитриевич Папанин был избран от Карельской АССР, Кренкель — от Башкирской СССР, Фёдоров от Киргизской ССР. Ширшов — от города Днепропетровска.

 

Приближение зимы

В конце августа летней погоде пришёл конец, и начались обильные снегопады. Температура воздуха уже не поднималась выше нуля. Снега заметали льдину, и папанинцы тратили много времени, выравнивая сугробы на аэродроме, чтобы сделать его вновь пригодным для посадки самолётов. Это было особенно важным, учитывая, что полярные лётчики не переставали бороздить воздушное пространство над Ледовитым океаном в надежде найти пропавший самолёт Сигизмунда Леваневского. Дрейфующая станция «Северный полюс» исправно снабжала спасателей метеосводками.

 

 

В первых числах сентября папанинцы принялись за сооружение «полярного архитектурного ансамбля». Они делали кирпичи из мокрого снега и складывали вспомогательные постройки: кухню, научные павильоны, складские помещения. В условиях Северного полюса такой строительный материал оказался весьма прочным и практичным. Была освоена и другая строительная техника — возведение построек из снежного «бетона».  На месте будущих стен устанавливали щиты и заполняли пространство между ними снегом, смешанным с водой.

 

Обитатели станции старались по возможности расширять территорию своей «полярной усадьбы», не концентрировать всего в одном месте, чтобы понизить вероятность гибели всех запасов.

 

8 сентября папанинцы перешли на зимнее положение, натянув на жилую палатку утепляющий чехол из гагачьего пуха. 11 сентября температура воздуха снаружи была -8 градусов, а в палатке +7. Вскоре должна была наступить полярная ночь. О её приближении напоминала заря, уже в середине сентября сиявшая на небе непрерывно.  21 сентября, ровно через четыре месяца, после высадки на льдине мороз был 20 градусов. В эти дни Иван Дмитричиевич Папанин записал в своём дневнике, что обладай он стихотворным талантом, непременно создал бы Полярную поэму о тёплых спальных мешках, керосине и хорошо горящих примусах.

 

Сводка, составленная Евгением Фёдоровым, показала, что температура воздуха в сентябре постепенно понижалась от 7-8 градусов ниже нуля в начале месяца до 17-18 в конце. Средняя температура за месяц составила  -12,2 градуса, максимальная — 2,6 градусов мороза, минимальная 28,3 градуса ниже нуля. Иногда в течении одних суток колебания температуры достигали десяти градусов. В середине октября обычным делом стали тридцатиградусные морозы.  17 октября наступила полярная ночь. На тот момент станция дрейфовала чуть южнее 85 параллели. 

 

Пресная вода, от избытка которой так страдали полярники в летние месяцы, теперь была в дефиците. Чтобы добыть из льда и снега ведро воды, приходилось работать полдня. Заведовавший кухней Папанин, чтобы сэкономить воду, заменил мытьё посуды протиранием мокрой ваткой.

 

Дрейф шёл неравномерно, скачками. Где-то лёд сопротивлялся, и происходило сжатие, над поверхностью льдины вздымались ледяные горы — торосы.

5 октября в папанинском дневнике появилась следующая запись: «Перед сном услышал какой-то гул: началось перемещение льдов. В районе полыньи происходит сжатие; оттуда всё время доносится треск».
6 октября: «Кругом — много битого льда. Очевидно, ветер здесь здорово хозяйничал. Сжатие отразилось на нашей льдине. В разных местах я заметил трещины, по краям льдины появились высокие торосы и ледяные курганы. Это — молодой лёд, выброшенный сжатием на наше ледяное поле». Приходилось всё время быть на чеку: сжатие и торошение угрожало целостности льдины, на которой обосновалась дрейфующая станция, не меньше, чем таяние.
25 октября: «В шесть часов вечера мы испытали сильный толчок — наша льдина содрогнулась. Но никаких внешних признаков сжатия пока незамечено».  30 октября: «Сегодня, сидя в палатке, ощущали сильные толчки; таких сотрясений на нашей льдине раньше не было: впечатление такое, будто километрах в двух от нас стреляли из трёхдюймовых орудий».  18 ноября «Ночью ощущались сильные толчки. Временами раздавался глухой гул, но мы привыкли к этим звукам на нашей льдине, и они мало беспокоят нас. Однако внимательно следим за всякими изменениями ледяного поля.  После утреннего чая мы пошли проверить, как выглядит наша трещина. Всё оказалось в порядке; значит, напирало с северо-востока».
24 ноября: «Весь день был слышен гул, напоминающий артиллерийскую канонаду. Нашу льдину стало крепче ворочать: мы приближаемся к северо-восточным берегам Гренландии, а там, вероятно, изрядное скопление льда. Возле трещины большие куски льда, которые оторвались от нашего поля. Они торчат вертикально, создавая причудливые, фантастические пейзажи».

 

Дрейф у берегов Гренландии

11 октября станция пересекла 85 параллель. До сих пор средняя скорость дрейфа составляла приблизительно один географический градус в месяц. Когда строились прогнозы для экспедиции, предполагалось, что движение будет  замедляться к зиме, по мере срастания льдин в более обширные ледяные поля. На деле вышло наоборот. Скорость движения льдов постепенно возрастала. 7 ноября, в двадцатую годовщину Великой Октябрской социалистической революции  папанинская льдина распростилась с 84 параллелью.

 

Дрейф шёл быстрее ожидаемого. В Москве выказывали опасения, что скоро станция окажется в области разреженного льда и предлагали снять папанинцев со льдины  в декабре месяце. Но полярники категорически отказались, желая продолжить исследования.

 

Существовала определённая вероятность, что льдина застрянет у берегов Гренландии. На этот случай Датское Восточно-Гренландское китобойное общество «Нанук» любезно предложило папанинцам воспользоваться его продуктовыми базами и запасными радиостанциями. Самая северная хижина общества находилась на широте 76 градусов 50 минут.

 

18 декабря координаты станции были 81 градус 44 минуты северной широты. Она находилась уже южнее острова Рудольфа, и её обитатели  не могли больше называться самыми северными людьми в мире. 22 декабря папанинцы простились с Северным Ледовитым океаном и вышли в атлантические воды. В последних числах декабря их льдина пересекла восьмидесятую параллель. Теперь она дрейфовала вдоль восточного берега Гренландии. Глубина моря здесь была сравнительна невелика: 200-300 м.

 

Когда экспедиция только планировалась, её участники не предполагали, что их может занести так далеко на юг. Взятые, как думалось тогда, с большим запасом карты изображали приполярные районы лишь до 77 градуса северной широты. Исследователи начали всерьёз опасаться, что на последнем этапе дрейфа им придётся обойтись без карт.

 

Рабочее расписание сотрудников дрейфующей станции «Соверной полюс-1» не зависело от дней недели. Но 1 января 1938 г. впервые за всё время пребывания на льдине был объявлен всеобщий обязательный выходной.  Папанинцы встретили Новый год сидя в палатке и слушая по радио праздничный концерт. Погода в тот день была необыкновенно тёплая — всего 6 градусов мороза. 2 января над горизонтом появилась узкая полоса зари. Большая часть полярной ночи уже была позади, как и большая часть путешествия. Десять дней спустя на встречу дрейфующим папанинцам из порта вышел ледокол «Мурманец». В его задачу входило патрулировать кромку льда, чтобы в случае необходимости взять на борт участников экспедиции.

 

Льды сжимаются

Запись в дневнике Папанина за 12 января:

«Утром я долго стоял возле палатки и любовался зарёй. В лунную ночь наш лагерь напоминает какое-то сказочное царство. Льды, окружающие нас, очень красивы. Торосы нагромождены друг на друга в причудливом беспорядке. Освещаемые луной, они ярко блестят.
Наша палатка засыпана сугробами. Чтобы удобнее было спускаться в жилище, мы устроили несколько ступенек в снегу.
Если наша льдина лопнет, то своё хозяйство мы спасём, за исключением палатки, которой, очевидно, придётся пожертвовать: она сидит глубоко в снегу. Содержать же её постоянно освобождённой от снежных заносов у нас не хватает сил. На всякий случай я поставил нарты у самого выхода: в нужную минуту мы сможем перевезти всё имущество в безопасное место».

Полярная ночь близилась к концу, и заря на горизонте разгоралась всё ярче, но именно в эти дни пришли самые суровые холода и самые тяжёлые испытания. 18 января мороз достиг 47 градусов. Температура в палатке  была ниже нуля. У папанинцев имелись запасная  керосиновая печь, но, как выяснилось, использовать её для дополнительного обогрева было довольно сложно. При двух работающих печах в палатке не хватало кислорода для дыхания. Оставалось уповать на меховые спальные мешки.

 

Утром 20 января обитатели дрейфующей станции почувствовали сильный толчок и выскочили из палатки. На первый взгляд всё было в порядке, но дальнейший осмотр территории показал, что обжитая людьми льдина окружена чистой водой и изолирована от соседних льдин. Жилую палатку от ближайшей кромки отделяло всего 300 м. Лебёдка и гидрологическая палатка оказались на другом ледяном поле. Чтобы спасти своё имущество папанинцы должны были спустить на воду байдарку.

 

В тот день у полярников было много работы, и спать они улеглись под утро, успев заметить, что показатели барометра начали падать, предвещая непогоду. О дальнейших событиях подробно рассказано в дневнике Папанина:

«Вскоре я проснулся. Эрнест сказал:
- Слышен сильный грохот, началось сжатие льдов...
Я вышел из палатки; кругом — вой, стон, треск. Я, признаться, не ожидал, что сжатие льдов может сопровождаться таким страшным шумом.
Вслед за мной на улицу вышли Ширшов и Женя. Все насторожились, оглядываясь вокруг. Мы с Кренкелем принялись осматривать торосы, а Петрович побежал к своей палатке.
Вернувшись в лагерь, мы начали готовить нарты — на случай, если придётся перебираться на другую льдину. Будем держать наготове все научные материалы и радиостанцию: для нас это самое ценное.
Вернулся Петрович и сообщил:
- Трещина ещё больше разошлась!
Решили сесть на байдарку и привезти с той стороны льдины оставшиеся там приборы. За день байдарку занесло снегом; с трудом мы её откопали, очистили, погрузили на нарты и отвезли к кромке льда. Однако спустить здесь байдарку на воду нам не удавалось: разводья были заполнены мелким льдом.
Мы двинулись вдоль трещины, чтобы выбрать место, где есть чистая вода. Долго бродили, пока не нашли узкую водную полосу; спустили тут нашу байдарку. На кромке льда поставили зажжённые фонари: они будут служит нам маяком.
Когда мы возвращались в лагерь, туман ещё больше сгустился. Нам пришлось брести ощупью, по старым следам. Иногда Эрнст ложился на снег и освещал электрическим фонарём следы, чтобы убедиться, правильно ли мы идём». Часть снаряжения, в том числе и лебёдку, перетащить поближе не удалось. Началась пурга, и полярники были вынуждены укрыться в палатке. На следующий день, 21 января, в дневнике Папанина появилась следующая запись: «Я вышел из палатки, чтобы расчистить вход. Открыв двери, я увидел перед собой сплошную снежную стену.
 Порывы ветра доходят до двадцати метров в секунду. Давление в барометре упало до семисот двадцати миллиметров... Мало кто из метеорологов на материке наблюдал такое явление!
  Мы не можем определиться: облака закрыли звёзды. Женя попытался войти в свою обсерваторию, но вскоре вернулся и сказал:
- Ветер сбивает с ног.
Тогда Женя предложил прорыть траншею из кухни к его обсерватории. Мы сделаем своеобразный подземный ход в снегу, и тогда Фёдоров не будет зависеть от пурги.
Собрал в одно место все инструменты, примусы, иголки, аварийный запас горючего и продуктов. Теперь всё это должно быть под руками: каждую минуту мы ждём опасности».

В тот день исполнилось ровно 8 месяцев со дня высадки папаницев на льдине. Дрейфующую станцию и посланный ей навстречу ледокол «Мурманец» разделяло километров двести океана, но эти загромождённые льдами километры ещё надо было преодолеть.

 

В конце января новые трещины появлялись  постоянно, и обитатели льдины спали по очереди, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох.  1 февраля лёд треснул под жилой палаткой, заставив папанинцев срочно эвакуироваться. При этом один из продовольственных складов был залит морской водой. Следующие несколько ночей полярники провели в лёгкой исследовательской палатке. Маленький полярный посёлок был разбит на части. Многие постройки оказались на соседних льдинах, а «всё огромное поле, на котором восемь месяцев назад совершили посадку многомоторные воздушные корабли, раскололось на небольшие куски». Теперь исследователи жили на осколке льда размером 30 на 50 м.

 

Забрать папанинцев при помощи самолётов стало проблематично, а маленькому «Мурманцу» всё не удавалось пробиться к дрейфующей станции. На помощь выслали ещё два ледокола: «Таймыр» и «Ермак».

 

3 февраля полярники впервые в этом году увидели солнце:

«У горизонта сквозь туман просвечивал долгожданный красный диск. На оранжевом фоне — яркая заря, резко выделяются зубчатые груды торосов».

Запись дневнике Папанина за 6 февраля:

«Нас разбудил Кренкель; он дежурил. Начиналось торошение: льдины с треском и скрипом бились друг о друга. По краям нашего крохотного обломка вырастали ледяные валы. Они состоят из кусков снега и тонкого льда, образовавшегося в трещинах. Ближайший вал появился рядом с нами, в десяти метрах от палатки.
Кренкель при каждом ночном обходе внимательно рассматривал края нашей льдины: мы опасаемся, что дальнейшее сжатие может окончательно разломать её... Трещины между движущимися льдами расширяются.
Мы наблюдали интересное зрелище: отдельные части лагеря то приближались к нам, то отходили обратно. Мы видели, как вблизи проплывали продовольственные базы, отрезанные от нас широкими полыньями. Один раз к нам приблизилась на расстояние полукилометра гидрологическая лебёдка, которую мы совсем потеряли из виду. Хотели достать её, но не успели: лебёдку опять отнесло в сторону.
Зато нам удалось спасти керосин с одной базы. Правда, для этого пришлось проявить большую ловкость. Зевать нельзя было: упустишь минуту — и льдина с базой умчится в сторону... На другие льдины мы нынче не перепрыгивали, так как опасались, что нас унесет и отрежет от лагеря. Так случилось с Весёлым: он прыгнул на соседний обломок, который тут же унесло быстрым течением; с трудом мы спасли любимого пса».

7 февраля пришло сообщение, что «Мурманец» зажат во льдах, так что быстрой помощи ждать не приходилось. А на следующий день сильнейший шторм повредил уцелевшие палатки. Папаницы всю ночь не могли заснуть от холода, а утром приступили к строительству снежного домика. В тот же день они увидели далеко на горизонте горные вершины Гренландии, а на следующий день установившаяся, наконец, хорошая погода позволила определить координаты дрейфующей станции — 72 градуса 6 минут северной широты и 19 градусов 30 минут восточной долготы.

 

Пришло известие, что на помощь папанинцам спешат «Ермак» и «Таймыр». На борту ледоколов находились лёгкие самолёты, которые могли бы взлететь с подходящего ледяного поля.

 

За несколько дней спокойной погоды лёд вокруг станции несколько окреп и Ширшов с Фёдоровым, надев лыжи, отправились на поиски посадочной площадки.  Пройдя несколько километров на юго-запад, они обнаружили ровное поле у подножия ледяной гряды.

 

Утром 12 февраля Кренкель поднял всех криком: «Огонь на горизонте!». Это оказался прожектор «Таймыра». На следующий день с ледокола передали, что нашли подходящий аэродром, и собирают на льду самолёты. Папанинцы уже предвкушали скорый отдых, но тут пришло сообщение, что ветер ломает аэродром, и самолёты спешно грузят обратно на борт корабля. 15 февраля лётчикам с «Таймыра» всё же удалось взлететь, но обнаружить дрейфующую станцию им помешал туман. При этом с одним из самолётов, который вёл лётчик Черевичный, была утрачена связь. Он не смог вовремя вернуться на «Таймыр» и совершил вынужденную посадку на лёд. 16 февраля самолёт лётчиа Власова появился над лагерем, и сел на расчищенном папанинцами аэродроме. На станцию он наткнулся случайно, занимаясь поисками пропавшего товарища. В качестве подарка от «таймырцев» Власов передал обитателем дрейфующей станции ящик мандарин и пива. Но радость встречи была омрачена тревогой за Черевичного.

17 февраля Власов нашёл Черевичного, а также обнаружил разводье, позволяющее ледоколам подойти довольно близко к лагерю. 18 февраля Фёдоров сделал последнее астрономическое определение. Координаты были 70 градусов 54 минуты северной широты и 19 градусов 50 минут восточной долготы.  Несколько часов спустя полярники увидели дым парохода.

19 февраля папанинцы покинули льдину, на которой провели без двух дней девять месяцев (274 дня). За это время дрейфующая станция «Северный полюс-1» прошла расстояние более 2000 км.